вспомнила их всех... тех кого, больше нет. людей, животных. Это не просто до слез... это сильнее и больше. Спасибо. Теперь еще надо успокоиться... _________________ Я ежик, я упал в реку... (с)
Знаешь, бабушка... После твоих рассказов совсем не хочется говорить. И нет слов хвалить. _________________ Я - старая гусеница, больная склерозом. Потому никак не могу вспомнить от танка или от трактора....
Дочь и мать
В подъезде было темно и Анастасия, чертыхаясь с трудом удерживая тяжелые сумки в одной руке, другой пыталась попасть ключом в скважину. Ни чего не получалось. Рассвирепев, она бросила сумки на пол, запоздало вспомнив про яйца, и склонилась к замку. Отперев замок и подхватив пакеты, она ввалилась в квартиру. В коридоре горел свет, впрочем, как и на кухне, в ванной и в обеих комнатах. В большой комнате разорялся телевизор, на кухне громыхало радио, а в маленькой, завернувшись в плед, сидела Лилька и ожесточенно долбила по клавиатуре. Судя по тому, как быстро летали Лилькины пальцы, работа у неё спорилась. Её уши были прикрыты большими наушниками, и она громко подвывала в такт неслышимой мелодии.
Анастасия протопала на кухню и наконец-то сгрузила сумки на диванчик. В мойке сиротливо стояла чашка, из которой она сама утром пила чай. Приподняв крышку сковороды, стоявшей на плите, Анастасия поняла – Лилька ничего не ела. Быстро разобрав сумки и запихнув продукты в холодильник, Анастасия отправилась в маленькую комнату.
Остановившись на пороге, она осмотрелась. Кровать не заправлена, окно закрыто шторой, у компьютера громоздятся три пустых чашки, а Лилька в ночной рубашке, босая и непричесанная, увлеченно щелкала мышкой и таращилась в экран.
Анастасия вернулась на кухню, быстро включила плиту и чайник и вырубила приёмник. Она знала – когда Лилька так увлечена, трогать её нельзя, вдохновение, «рабочий азарт», как они называли такое состояние Лильки, перебивать было опасно. Проще было дождаться заминки в работе, а, судя по трём чашкам у компа, они нынче бывали.
Прошло минут сорок, прежде чем завывания у компьютера прекратились, и на пороге кухни появилась встрёпанная Лилька. За это время Анастасия успела нарезать салат, отварить любимых Лилькиных макарон и разогреть котлеты.
- О! – обрадовалась Лилька, - привет, доча! Ты уже дома?
- Мам, уже шесть часов. – Анастасия с удовольствием обняла мать. Они странно смотрелись рядом: тринадцатилетняя рослая девочка и худенькая, похожая на растрёпанного воробышка женщина. Лильке, полное имя которой было Лилиана Вениаминовна, с трудом можно было дать двадцать пять лет. На самом же деле ей было уже сорок два, но маленький рост и субтильность ребенка обманывали всех, кто впервые встречался с ней. Анастасия же наоборот, пошла в отцовскую родню – была широкой в кости и высокой. Про таких говорят – крупная девочка. Только глаза – огромные и темные, с длинными, какими-то косматыми ресницами были одинаковы и у матери и у дочери.
- А я есть хочу, - пожаловалась Лилька, - у меня с утра так хорошо пошло, что оторваться не могла!
Она по-ребячьи заглянула в сковородку и утащила котлету.
- Погоди, - строго сказала Анастасия, - садись за стол, сейчас тебя нормально кормить буду.
Лилька потерлась о плечо дочери и забралась с ногами на диванчик. Дочь быстро поставила на стол салатницу, хлеб и стала раскладывать по тарелкам макароны.
- Ты представляешь, - продолжила Лилька, прожевав котлету, - я уже всё закончила. И даже уже отослала готовую работу!
Она радостно покрутила тонким пальчиком над головой и засмеялась.
- Нет, ты представляешь, Вильямс вчера, когда прислал заказ, сказал – две недели сроку, а ра-а-з, и за один день всё сделала.
- Ну, предположим за одну ночь и один день, - поправила её улыбающаяся Анастасия, - но это неважно. Ты – молодец! Только вот есть надо всё равно!
В маленкой комнате заверещал зуммер вызова. Лилька дернулась было, но, повинуясь строгому взгляду дочери, осталась за столом. К компьютеру пошла Анастасия.
- Вильямс, – крикнула она матери и стала читать письмо, написанное по-английски, - получил работу, находится в состоянии обалдения. Доволен. Прыгает. Деньги на счет перевел. Я ему привет отстучу потом.
После котлет они пили чай. Это было не продолжение ужина, нет, чаепитие у них было ежедневным ритуалом. Крепко заваренный чай, кусковой сахар в старинной сахарнице, варенье в розеточках, сухарики и печенье – всё было торжественно и при этом очень уютно. За чаем Анастасия рассказывала про свой день, она училась в двух школах – английской и музыкальной, поэтому событий за день бывало много и говорила девочка о них охотно. Лилька же с интересом слушала, ахала, ужасалась или радовалась, весело смеялась или сочувственно куксилась в зависимости от событий. Она редко выходила на улицу и с людьми общалась большей частью виртуальным способом и поэтому рассказы дочери были для неё удовольствием.
Но сегодня Лилька много и плодотворно работала и очень устала. Настя заметила, что мать изо всех сил борется со сном, её глаза слипаются, и она с трудом подавляет зевоту.
- Иди спать, - Анастасия помогла матери выбраться из-за стола, - завтра договорим.
Она уложила Лильку в постель, подоткнула одеяло и та тут же засопела. Девочка приглушила звук у компьютер, принесла стакан сока и, оставив гореть ночник, ушла на кухню.
Прибравшись, Настя достала из сумки тетради и учебники и стала делать уроки. Закончив все дела, она заглянула к матери. Лилька спала и во сне была еще больше похожа на ребёнка.
Настя разобрала диван в большой комнате и легла. Но сна не было. Девочка вспоминала о событии, случившемся сегодня и о котором она матери не рассказала. Сегодня у школы её встретил отец. Девочка поморщилась, произнося про себя это слово – отец. Дмитрий Сергеевич Тришин – вот так и только так она называла этого человека. Когда-то давно, целых пять лет назад, они были дружной семьёй, и тогда Анастасия очень любила отца. Она, так же как и он, относилась с легкой иронией к взбалмошной, беспомощной и такой забавной матери. Та не умела готовить и приготовленная ею еда была невкусной или такой замысловатой, что есть её загадочные блюда было невозможно. Лильку вечно обманывали на рынках и обсчитывали в магазинах. На работе, где она числилась архивистом, над ней посмеивались, называли «блаженненькой» и платили гроши. А отец был сильным, уверенным в себе, очень напористым. Тогда Настю удивляла скрытая неприязнь в голосе бабушки, называвшей отца «господином». Они жили тогда вчетвером, в большой квартире, доставшейся отцу от родителей – папа, мама, Настя и бабушка. Традиция вечерних чаепитий, с беседами и спорами, шла именно от бабушки. Лилькина мама была дамой строгой, но доброй, всю жизнь проработавшей преподавателем в военной академии. Настя иногда ловила изумление во взгляде бабушки на мать. Бабушка и Лилька были не похожи совершенно: организованная, привыкшая к четкости команд и быстрому их выполнению, Таисия Андреевна и вечно встрёпанная, всё теряющая и забывающая Лилька.
Анастасия не сразу тогда, пять лет назад, поняла, что в доме что-то не так. Она думала – просто отец задерживается на работе, просто он опять уехал в командировку. Она только потом поняла, почему бабушка так смотрела на отца, почему она стала так сухо разговаривать с ним. У отца появилась другая женщина, вернее она была уже давно, просто ей надоело неопределённое положение «любовницы» и она стала требовать чтобы отец наконец-то определился: она или Лилька. И отец выбрал. Но всё это Анастасия узнала уже потом, когда ухаживала за бабушкой.
Той страшной весной они, еще семьёй, поехали на дачу. Машину занесло на мокрой дороге, и они перевернулись. Отец и Анастасия не пострадали. Больше всего досталось сидевшим на заднем сидении бабушке и Лильке. Бабушка повредила позвоночник и её парализовало, а Лилька получила сильное сотрясение мозга. За все время, пока Анастасия металась по двум больницам, дежуря то у постели бабушки, то, кормя с ложечки лежавшую пластом мать, отец ни разу не пришел к ним. Однажды, вернувшись из больницы, Анастасия не смогла попасть домой. Девочку потрясло тогда не столько беда с любимыми женщинами, а то, что отец, пока они лежали в больнице, перевез их вещи в бабушкину квартиру, поменяв в старой замки. И еще – он оформил развод. Он ни разу не поговорил, ни с ней, ни с Лилькой. Он просто вычеркнул их из своей жизни.
Бабушка пролежала два года и умерла, когда Анастасии исполнилось девять лет. За день до смерти она подозвала Анастасию и сказала ей:
- Девочка моя, я скоро уйду. Вы останетесь одни, и тебе придётся стать старшей в семье. Прости меня, внученька, я не смогла воспитать Лильку сильной. Зато у тебя мой характер и ты справишься.
После аварии у Лильки часто и сильно болела голова. Молодой еще женщине дали инвалидность, и после смерти бабушки им было очень трудно. Анастасия была еще очень мала и не всегда справлялась со всеми делами, но она быстро научилась ходить по магазинам, выискивая продукты подешевле, спорить с врачами в поликлиниках, готовить, убирать, тратить деньги, которых катастрофически не хватало. Она еще и училась на «отлично» в обеих школах. Именно её отличная учеба и помогла им выбраться из финансовой дыры. За участие в какой-то олимпиаде Анастасия получила приз – компьютер с принтером. И еще – выход в Интернет на целый год.
Именно компьютер и помог Лильке найти смысл в жизни. У неё оказался настоящий талант выискивать и находить нужную информацию, оформлять найденное в умные статьи и доклады. Лилька нашла работу в каком-то рекламном агентстве и стала зарабатывать, не выходя из дома. А потом она научилась рисовать с помощью компьютерных программ, как-то легко, играючи, выучила английский язык, и попробовала оформлять сайты. Её работы стали пользоваться таким спросом, что из далекой Англии однажды приехал толстенький джентльмен, господин Вильяис, и заключил с Лилькой контракт. Наконец-то в их маленькой семье появились деньги, и Анастасия смогла отремонтировать квартиру и купить матери профессиональную технику, дорогие лекарства и удобную одежду.
После аварии Лилька почти не выходила из дома. Приступ нестерпимой головной боли, от которой женщина теряла сознание, мог застигнуть её в любой момент в любом месте. Поэтому она выбиралась на улицу только в сопровождении дочери и только по неотложным причинам. Удивительно, но приступы случались только на улице или в поликлинике, а вот дома – никогда.
Так они и жили последний год. Про бывшего мужа Лилька ни когда не говорила с дочерью. Они вообще о нём не вспоминали, как будто его никогда и не было в их жизни, только иногда, по ночам Настя слышала, как плачет во сне Лилька и зовёт мужа. И вот сегодня он возник. Девочка вспоминала, как он старался заглянуть её в глаза, как пытался взять за руку. Он то что-то спрашивал, то начинал рассказывать о своей жизни, был суетлив и неприятен. Анастасия молчала, не отвечая на его вопросы, она просто стояла и спокойно смотрела на него своими темными глазищами. От этого равнодушного взгляда взрослому мужчине было не по себе. Рассердившись на равнодушие дочери и на собственную растерянность, он, вдруг, начал обвинять Лильку и Таисию Андреевну в каких то грехах и проступках. И тут, по-прежнему молчавшая Анастасия, развернулась и ушла.
И вот теперь девочка думала – стоит ли рассказывать матери об этой встрече? Ведь непонятно, зачем приходил бывший муж и отец, что ему понадобилось? Стало стыдно? Она вдруг услышала стон и всхлипы из комнаты Лильки. Настя быстро метнулась к матери – Лилька стонала во сне, её щеки были мокрыми. Девочка осторожно забралась в постель и, обняв худенькие плечи матери, стала гладить её по голове. Лилька, согревшись, всхлипнула в последний раз, расслабилась и задышала ровно. В темноте комнаты помигивал огонек монитора, тихо жужжал компьютер. Анастасия, лежа рядом с матерью, решила ни чего не рассказывать.
Через два часа в большой комнате прозвенел будильник. Анастасия услышала его сквозь сон, но ей было так тепло и уютно в постели, что девочка не проснулась. Зато проснулась Лилька. Она, опершись рукой на подушку, смотрела на спящую дочь и чувствовала себя счастливой. Рядом с ней спала её девочка, такая умная, такая храбрая и взрослая, такая родная и взрослая. Лилька откинулась на спину, улыбнулась и снова уснула.
Утреннее солнышко, заглянув между штор, осветило небольшую комнату, в которой, крепко обнявшись, спали две улыбающиеся женщины – Лилька и её дочь Анастасия. Они были так красивы во сне и спали так крепко, что оно решило их не будить. _________________ Никак не могу собраться с мыслями: то я занята, то они...
http://zamok.pp.ua/index.php http://www.diary.ru/~9551412/
Боже, какие чудные рассказы! Мне, как хозяйке десятилетнего пса, больше всего, конечно, понравился собачий рассказик. Но и остальные - просто чудо! _________________ Кошка не пишет стихи,
А дамские штучки, как фига в кармане.
Кошке плевать на духи.
Она хорошеет с годами...
Небывалое - бывает!
Господин фон Каузитц прилетел в Москву ранним утром. В аэропорту его встречал представитель австрийской адвокатской фирмы, давно работавшей в России. Фон Клаузитц дребезжащим старческим голосом потребовал организовать ему встречу с тем детективом, которому было дано задание собрать сведения о возможных наследниках. Он отказался от экскурсии по Москве, от завтрака, был сух и непреклонен.
- Я слишком стар, чтобы тратить время на ненужные мне экскурсии, тем более что я в Москве бывал. – Старик опирался на дубовую палку и смотрел на молодого адвоката строго и устало. – Я хочу сделать дело и вернуться домой как можно быстрее.
- Детектив ждет в офисе, - молодой человек не стал спорить с фон Клаузитцем, памятуя инструкцию, данную ему начальством – не спорить со стариком, ибо шестьдесят процентов акций их фирмы принадлежит ему. А с хозяевами не спорят.
В офисе их уже ждали двое русских. Они были одеты аккуратно, не отличаясь от клерков фирмы. Старику это понравилось. Понравился ему и доклад представленный детективами – четкий, ёмкий и подробный. Он задал детективам только два вопроса и отпустил их, выписав чек на оговоренную по телефону сумму. И только после этого приказал подать ему чашку травяного чая и хлебцы.
- Я хочу вернуться в Вену сегодня же. – Фон Клаузитц встал и подошел к окну. Он долго смотрел на город и, спустя несколько минут не оборачиваясь, добавил, - организуйте.
Когда самолет на Вену взлетел, молодой адвокат пробормотал:
- Старый хрыч! Но порода, характер – кремень!
Утро понедельника для Лизы началось со странного телефонного звонка. Какой-то молодой мужчина на ломаном русском языке велел ей быть дома, потому что ей привезут какой-то пакет. Половины из сказанного Лиза не поняла и потому не придала звонку ни какого значения, и скоро забыла о нём. Да и как было не забыть? Ведь утром в их квартире происходил ежедневный катаклизм под названием «сборы семейства на работу и учебу». По квартире металась Иришка в поисках какой-то синенькой сумки, Владик привычно разыскивал сначала чистые носки, затем футболку и кроссовки. Муж Сергей уткнулся в телевизор и забыл о завтраке, сама Лиза бегала за детьми помогая им в поиске, успевая сделать по дороге множество дел: поторопить мужа, проверить взял ли он бутерброды и проездной, подкрасить глаза, отхлебнуть кофе, похвалить наряд дочери и дать наставления Владику, что бы вел себя в школе хорошо. Короче, обычное утро семейства Трифоновых.
Лиза работала диспетчером автобусного парка. В полдень ей снова позвонили. Уже другой мужчина, говоривший по-русски хорошо, вежливо поинтересовался: звонили ли Лизе утром? И если да, то почему она не сделала так, как её просили? Выслушав невнятный Лизин лепет по поводу утреннего звонка, вежливый собеседник поинтересовался - когда она заканчивает работу, и в котором часу будет дома. Еще он попросил подготовить все документы, которые у неё есть, пообещав на прощанье, что её ждут очень интересные новости. Положив трубку, Лиза запоздало удивилась. Но спустя час на работе случился аврал, и она забыла и про этот звонок. А после работы она привычно забежала в пару магазинов и ввалилась в квартиру позже назначенного неизвестным собеседником времени, не обратив внимания на блестящий черный автомобиль у подъезда.
К удивлению Лизы её уже ждали. На кухне за столом сидели муж, дети и неизвестный мужчина. Увидев Лизу, он быстро встал, как-то по-киношному щелкнул каблуками блестящих туфель, и представился:
- Оскар Гендель, адвокат.- Он сделал попытку не то пожать, не то поцеловать Лизину руку, но они были заняты сумками. Покрасневший Сергей подскочил к жене и выхватил авоськи. Адвокат, поглядывая на них со смешинкой, продолжил. – Я представляю интересы Алекса фон Клаузитца, австрийского бизнесмена, ныне покойного.
- А как можно представлять интересы покойного человека? – изумилась Лиза, - ведь если человек умер, то какие у него могут быть интересы?
- Господин фон Клаузитц оставил завещание и назначил меня, как представителя юридической фирмы, душеприказчиком, то есть исполнителем своей последней воли. Но, прежде чем мы продолжим, я прошу Вас госпожа Елизавета, - Гендель посмотрел на Лизу цепко и пристально, - будьте любезны, предъявите мне ваши документы.
Оторопевшая Лиза достала из сумочки свой паспорт и, вспомнив про предупреждение по телефону, принесла из комнаты шкатулку. Из деревянного ящичка она вынула все, что там находилось – свидетельства о рождении, свое и детей, свидетельство о браке, какие-то бумажки и справки. На дне шкатулки остался только старый пожелтевший конверт. Гендель быстро, профессионально разобрал всю кипу бумаг и отложил в сторону только две: свидетельство о рождении Лизы и большой лист сложенный вчетверо, оказавшийся метрикой матери Лизы.
- У вас больше ничего нет? – поинтересовался адвокат. – По моим сведениям у вас еще должны быть документы вашего отца.
Уже уставшая удивляться Лиза молча достала старый конверт и протянула его Генделю. Тот осторожно вскрыл заклеенный пакет и достал из него старые фотографии и ветхие бумажки. Лиза смотрела, как адвокат перебирает их, разворачивает сложенные листочки, читает и откладывает в сторону. Наконец он, по-видимому, нашел то, что искал. Это оказались две фотографии и похоронка на брата отца. Лиза помнила рассказы папы о его старшем брате ушедшем на фронт в сорок четвертом и погибшем восьмого мая 1945 года. Гендель прочитал похоронку, рассмотрел старые фотографии и удовлетворённо кивнул.
Трифоновы, с интересом наблюдавшие за ним, отчего-то замерли.
- Всё правильно. – Гендель сложил бумаги и протянул их Лизе. Он поднял с пола кожаный плоский чемоданчик и достал из него пачку листов. – Это копии завещания. Оно было написано по-русски, поэтому перевода не нужно. Прочитайте внимательно и если у вас возникнут вопросы, то я с удовольствием отвечу на них.
Лиза быстро прочитала протянутые ей листы. То, что там было написано, не умещалось в сознании. По этим бумагам получалось, что неведомый умерший фон Клаузитц на самом деле был погибшим братом её отца, Алексеем Суховым. Он, не объясняя, как остался в живых и почему стал фон Клаузитцем, завещал Лизе какие-то дома и заводы, и еще огромные деньги. Вернее не сами заводы и деньги, а только проценты. Их должны были выплачивать Лизе ежемесячно или ежегодно, по её выбору. А вот к самому капиталу Лизе доступа не было. И заводами должны были управлять какие-то фирмы, названия которых Лиза с трудом прочитала, поскольку они были написаны по-немецки. Еще в бумагах говорилось о страховках, огромных суммах на отдых и приобретение недвижимости.
- Что всё это значит? - у Лизы вдруг резко разболелась голова. Ей очень хотелось понять – что происходит. И очень хотелось, что бы вежливый Гендель поскорее ушел. – Какие такие деньги? Что значит – выплачивать по выбору?
Адвокат очень быстро и четко, а, главное, понятно всё объяснил. Фон Клаузитц действительно был Лизиным дядей. Оказавшись в Австрии, он женился на девушке из очень обеспеченной семьи. За долгие годы дядя разбогател и оставил всё после своей смерти ей, Лизе. Но, поскольку, Россия очень непредсказуемая страна, сама Лиза ни чего не понимает в бизнесе, её муж оказался, по сведениям собранным дядей, неудачливым предпринимателем, то… Короче – Лиза будет получать до самой своей смерти проценты с дядюшкиного капитала. Может получать их ежегодно, а может – ежемесячно. Проценты будут разными, поскольку доходы с капитала бывают то больше, то меньше. В этом году, если Лиза выберет ежемесячные выплаты, она будет получать семь с половиной тысяч евро в месяц. Плюс ежегодную сумму на отдых всей семье. Плюс необходимую сумму, если Лиза вдруг захочет купить недвижимость, то есть квартиру.
- Мам, - зашептала Иришка, - давай выбирай ежемесячные выплаты!
Лиза посмотрела на дочь. Та активно кивала головой, делая большие глаза. Сергей, прочитав свою копию, отложил бумаги в сторону и смотрел на неё отсутствующим взглядом.
- И мне купим новый комп! – вдруг завопил Владик. Он вскочил и спросил Генделя, - это все правда?
- Да. Только нужно, что бы госпожа Елизавета подписала согласие на вступление в наследство и еще несколько документов.
Через час Трифоновы остались одни. Лиза сидела и таращилась то на стопку бумаг, то на пачки денег, оставленные Генделем на столе кухни и ничего не понимала. Все произошедшее казалось сном. Но вот перед ней лежат стопкой пачки денег в банковской упаковке. Лиза подписала согласие на ежемесячные выплаты. И тут, к полному обалдению всей семьи выяснилось, что деньги ей полагаются за шесть месяцев, с дня смерти фон Клаузитца.
- Сережа, - жалобно позвала Лиза мужа, - я не понимаю… Это что? Как?
- Лизонька, - муж присел перед Лизой, - я сам удивляюсь. Но, похоже, все правда. -
Он протянул руку и взял одну из пачек.- Это всё твоё. И будет каждый месяц. До самой смерти.
- Так мы теперь сможем купить всё что хотим? – тихо спросила Лиза. – Всё-всё?
Сергей кивнул.
- А почему ты говоришь, что это моё? – Лиза встала, - это всё наше! Ребята! Ура! Иришка, мы поедем к вьетнамцам и купим тебе тот костюмчик, помнишь, ты хотела! И Вадику! И папе машину!
- Мама, ты чудная! – захохотала Иришка, - какие вьетнамцы? С такими-то деньгами мы поедем в самый дорогой магазин.
Лиза посмотрела на хохочущую дочь, на сына, восторженно таращившегося на неё, на мужа и стала хохотать вместе с Иришкой.
- Едем в магазин! – кричал Владик, прыгая по кухне и чмокая то мать, то сестру, то отца. – Купим всего и много! И еще останется!
Ночью Лиза долго не могла заснуть. Она прислушалась к мужу, лежащему рядом и поняла - он не спит.
– Сереженька, - Лиза тихо тронула мужа за плечо, - ты не спишь?
- Нет, - ответил Сергей и повернулся на спину.
- Сереженька, - она подбирала слова, чтобы спросить самое важное, то, что беспокоило её весь вечер, - ты меня не бросишь? Ну, не надо, пожалуйста, я тебя очень прошу! – и она в голос заревела.
- Дурочка ты моя. – Сергей обнял жену. – Ну, куда я без тебя. С чего только тебе в голову такая глупость пришла!
- Да, ты весь день был такой… Смурной и сердитый, - Лиза громко всхлипывала, - и на меня смотрел в магазине так…
- Я так на тебя смотрел, потому, что ты такая красивая была в этом платье. Молодец Иришка, что тебя заставила его купить! – муж поцеловал мокрое Лизино лицо.
- Оно такое дорогое, жуть! А до зарплаты еще неделя, - затараторила Лиза и, вспомнив вдруг, захихикала. – Вот дура-то, я опять забыла!
- Спи, завтра на работу рано, - Сергей вдруг затрясся, заходясь в неудержимом смехе, - спи, миллионерша! А то на работу проспишь! Вот смеху то будет!
Лизе снился удивительный сон в котором намешалось всё - вежливый адвокат ел на их кухне не любимую Владиком манную кашу, Иришка почему-то в старом пальто и с огромной золотой цепью на шее, Сергей во фраке с будильником в руках и бумаги, бумаги, бумаги. Они летали по квартире, ползали по столу, плавали в мойке и что-то шептали. Лиза во сне открыла окно и влетевший ветерок вымел из квартиры все бумажки, они вылетели из окна как-то радостно, а вслед за ними в это же окно улетел перемазанный манной кашей Оскар Гендель. Лиза закрыла окно и засмеялась. И тут зазвонил будильник. В квартире Трифоновых начался привычный утренний катаклизм - сборы семейства на работу и учебу. _________________ Никак не могу собраться с мыслями: то я занята, то они...
http://zamok.pp.ua/index.php http://www.diary.ru/~9551412/
Я тоже так хочу! И работу бы не бросила)) _________________ Кошка не пишет стихи,
А дамские штучки, как фига в кармане.
Кошке плевать на духи.
Она хорошеет с годами...
Дорогая Талинна! Только что прочитала Ваши рассказы, обрыдалась. У Вас настоящий талант. Неужели всё, что Вы пишете у Вас или Ваших знакомых было на самом деле? Последняя история мне кажется несколько фантастичной, больше похоже на мечты о недосягаемом достатке. Скажите, а мальчик сошедший с ума навсегда - это тоже было на самом деле, или он всё-таки выздоровел? Сколько-то лет назад я прочитала в какой-то газете, наверное в "МК", историю, как в одной квартире умерла молодая женщина, одна воспитывавшая двоих малышей. Дня через три милиция вскрыла квартиру. Дети были на трупе матери. Младший ребёнок лет двух-трёх был жив, старший - умер, как в газете было написано, - "умер от горя". Почему-то история, где ребёнок сошёл с ума, напомнила мне эту историю из жизни, хотя в Вашем рассказе, наверное, мальчика больше потрясло убийство отца, совершенное им самим.
Думатель, ага, так и знала, что тебе понравится! _________________ Кошка не пишет стихи,
А дамские штучки, как фига в кармане.
Кошке плевать на духи.
Она хорошеет с годами...
дорогая бабушка! Как всегда - восхитительно! _________________ Я - старая гусеница, больная склерозом. Потому никак не могу вспомнить от танка или от трактора....
Неужели всё, что Вы пишете у Вас или Ваших знакомых было на самом деле?
"Записки усталой москвички" - это реальные истории. Изменены имена, чуть обработаны сюжеты, но все о чем написано - было. Дима из истории О стыде и истине, к сожалению болен необратимо. Самое удивительное то, что девочка, бывшая свидетелем всего и младший брат, остались нормальными. Детская психика, особенно женская, пластична. А Лиза с семьёй так и живут в нашем доме, внезапный достаток не испортил их, что удивляло некоторых особо заинтересованных граждан.
Хотела поместить следущую историю про конфликт поколений, но пока записывала то, чему была свидетелем, история вдруг изменилась и совсем не так, как можно было ожидать. Перепишу и вскоре будет новая история. _________________ Никак не могу собраться с мыслями: то я занята, то они...
http://zamok.pp.ua/index.php http://www.diary.ru/~9551412/
Истории одного двора. История вторая: Горит свечи огарочек...
Вечером восьмого до Гошки дозвонился Костян и подтвердил, что завтра все идут на шашлыки. Сбор был назначен у Гошкиного подъезда. Обговорив, что нужно нести лично ему, Гошка бросил трубку и обрадовано заскакал по квартире. Выход на природу они планировали давно, но всё как-то не складывалось: то у одного, то у другого члена их компании возникали трудности и проблемы. Да и то сказать – весна, экзамены на носу, у Гошки и Сереги – сессия и курсовые, у девчонок были свои заморочки, и выбраться все никак не удавалось. И вот завтра они идут, будет костер, шашлыки, гитара и прочие прелести пикника.
Гошка выскочил из дома, с размаху бухнув дверью, и напоролся на бабок, сидящих на лавочке у соседнего подъезда. С этим «сплетсоветом», как называли Гошка и его друзья пенсионерок, у них была давняя и взаимная неприязнь. Бабки вечно занимали удобную длинную лавку, сидели подолгу, обсуждая свои, никчемные с точки зрения ребят, проблемы и всех, кто проходил мимо. Их не устраивало все – курение ребят и их громкий смех, одежда и музыка, язык и «общий уровень невоспитанности», по выражению Флоры Семеновны, самой ядовитой из старух. Бабки зудели, ругались и, что самое неприятное, отлично зная родителей всех ребят, охотно и с удовольствием стучали им на отпрысков. Ребята в долгу не оставались – нарочно громко включали музыку в своих плеерах, курили напоказ, мусорили прямо на глазах у вредных старух, доводя тех до белого каления.
Гошка проскочил мимо, ругнувшись про себя – ему предстояло купить в магазине три двухлитровые бутылки пива и пронести их домой на глазах у ненужных и вредных свидетелей. Возвращаясь назад, он с радостью увидел, что на лавке остались только две бабки, причем самые мирные. С одной из пенсионерок, Галиной Михайловной, он даже здоровался, если не было поблизости друзей. Три года назад она приходила к ним домой и делала ему, по просьбе Гошкиной матери, уколы. Он тогда покрылся противными прыщами, причем весь – и лицо, и спина, даже на животе и бедрах пламенели и зудели красные бугорки. Ему тогда прописали колоть витамины и какое-то лекарство. Галина Михайловна, сполоснув руки и наполнив шприц, строгим голосом велела Гошке повернуться к ней спиной. Гошка уколов не боялся, но, как всякий нормальный человек, боли остерегался, тем более что медсестра из поликлиники делала уколы очень больно.
А тут ему слегка сдернули вниз штаны, обнажив только верх ягодицы, и слегка шлепнули по ней.
- Ну, и долго ты еще стоять будешь? – насмешливо спросила его старуха, - всё уже, натягивай штаны обратно!
Галина Михайловна делала уколы так, что почувствовать их было почти невозможно, по крайней мере, сам Гошка отчетливо ощутил укол только на десятый раз. Потом отцу понадобились внутривенные вливания, и мать снова позвала старую медсестру. Отец тогда говорил с уважением: «Профессионал! Высокий класс!» и Гошка с ним соглашался.
Вторая из старух, Вера Сергеевна с третьего этажа, была почти глухой и потому выходки ребят с громкой музыкой и воплями её трогали мало, а посему она и не цеплялась к ним.
Девятого мая, в девять ноль-ноль, Гошка и другие ребята нетерпеливо толкались у подъезда, поджидая опаздывающих девчонок. Те, как всегда, задерживались.
Гошка сидел на лавочке, стоящей на высоком крыльце пятого подъезда и, греясь на солнышке, оглядывал окрестности. Три двенадцатиэтажных дома ограничивали большой двор, засаженный цветами, детские площадки сверкали свежей краской, на роликодроме был слышен стук скейтбордов и крики мальчишек.
Сверкнув стеклом, открылась дверь углового подъезда, и Гошка увидел, как из него выползают члены «сплетсовета». Он только собрался пошутить по их поводу, но, присмотревшись к старухам, промолчал. Его остановил невообразимо торжественный вид старшей из бабок, Флоры Семеновны. Сколько ей лет, точно не знал никто. «Где-то за восемьдесят», - говорила мать Гошки. Флора Семеновна, невысокая, сухонькая бабка с выкрашенными в рыжий цвет волосами, с вечной нелепой шляпкой на макушке, сегодня была одета в темно-синий пиджак на котором было прикреплено множество орденов и медалей. Оторопевший Серега прошептал: «Ну не фига ж себе!», и вытаращил глаза – поверх всех наград гордо посверкивала золотая звездочка. «Герой Советского Союза», - пробормотал Гошка. Друзья переглянулись. Но на этом открытия не закончились. Рассматривая усевшихся старушек, ребята увидели – на груди каждой из них были награды, их было много. Ребята издалека не могли рассмотреть и узнать все, но не увидеть полный комплект ордена Славы на груди глухой Веры Сергеевны и трех орденов Красной звезды на кофте Галины Михайловны было невозможно.
Гошка впервые за все время присмотрелся к старухам повнимательнее. Он увидел тяжелую походку опирающейся на два костыля Галины Михайловны, то, как медленно и осторожно садится на лавочку бабка Таня с седьмого этажа, как болезненно морщится, задев себя по ноге собственным костылем, старая Флора. «Они очень старые и больные. И наверно очень устали за свою жизнь, ведь в ней было столько разного. Надо же, а ведь никто не знал, что Флора – Герой. Да и у остальных: вон какие иконостасы на груди», - думал Гошка. Ему вдруг стало нестерпимо стыдно, за недавнюю выходку, когда, обидевшись на старух, они включили тяжелый рок в квартире Сереги, выставив динамики на подоконник. Да, в тот вечер бабки сбежали с лавочки быстро, и обрадованные ребята заняли её. «Мы весь вечер ржали, вспоминая как вытурили старух. Дураки! Боже, какие мы дураки!», - Гошка искоса глянул на друзей и понял – они сейчас думают о том же. И им тоже стыдно.
Тут из арки выскочили Олька и Иришка. На плечах девчонок болтались рюкзаки, а в руках они несли цветы. Девчата, помахав друзьям, подошли к старухам.
- Мы поздравляем вас с Днем Победы, - звонко произнесла Иришка. Она быстро раздала старухам гвоздики и, оглянувшись на ребят, добавила, - вы нас извините, пожалуйста!
Уже в лесу, у костра, Иришка рассказала:
- Мне моя мама рассказала про Флору, Галину и остальных. Откуда она про них узнала – понятия не имею, но только, - Ирочка поморщилась, - когда я вчера матери на бабок пожаловалась она мне все и вывалила – про то, что Вера Сергеевна еще девчонкой партизанила, потом в плен попала и её расстреливали. Про Галину Михайловну, которая с семнадцати лет на фронте была, раненых вытаскивала, потом в госпитале работала, потом в институте училась и в Афгане была. Она, между прочим, майор медицинской службы! А я-то думала, что она просто медсестра. А Флора летчицей была. И так мне плохо стало, когда я все это слушала!
- А что же раньше, ну, в прошлом году, мы ничего такого не видели? – спросил Серега, и сам ответил на собственный вопрос, - маленькие еще были, наверно.
- Да они еще в прошлом году разъезжались на встречи, - Иришка крутила в руках недоеденный шашлык, - а в этом году, мама говорила, что из полка Флоры никого не осталось, а остальные настолько плохо себя чувствуют, что уже никуда поехать не смогли.
Ребята возвращались рано, как-то не задалось веселье в лесу. У подъезда уже никого не было, только из окон на первом этаже, где жила Галина Михайловна, доносилось пение. Пели старухи. Ребята прислушались:
«Горит свечи огарочек,
Гремит недальний бой,
Налей, дружок, по чарочке,
По нашей фронтовой..» - выводил чистый голос. Гошка с удивлением узнал голос Веры Сергеевны. «Надо же, глухая, а как поёт» - подумал он. Друзья быстро распрощались и разошлись по домам.
Одиннадцатого мая, в семь вечера в квартиру позвонили. Мать Гошки открыла дверь и спустя некоторое время парень, занимавшийся в своей комнате, услышал невнятные возгласы и разговор из коридора. Когда заинтересовавшийся Гошка вышел в кухню, первое что он увидел – на столе стояла старая тарелка со сложенным уголком желтым блином, парой конфет и маленькой стопкой, накрытой кусочком черного хлеба.
- Гош, - всхлипнула мать, - Флора Семеновна умерла. И Вера Сергеевна.
- Когда? – растерянно спросил Гошка.
Соседка, принесшая нехитрое поминание ответила:
- Девятого. Флора пришла с праздника и, не раздеваясь, прилегла. Так её и нашли утром – одетую, со всеми орденами, - женщина всхлипнула. – А Верочка – ночью, во сне. Сегодня мы их и похоронили.
Мать, быстро вытирая слезы, отломила кусочек блина и морщась стала жевать. Отец сгреб с тарелки конфеты и протянул их Гошке. Тот взял и стал внимательно разглядывать фантики, а в голове крутилась мысль: «Не успел, не успел!»
- Чего ты не успел? – спросил отец. Оказывается, Гошка проговорил эти слова вслух.
А парень и сам не мог понять – чего же он не успел? Извинится перед старухами? Поздравить? Поблагодарить? Он пытался понять: почему ему так мучительно стыдно и так хочется плакать. А в ушах звучал чистый голос глухой Веры Сергеевны:
«Налей, дружок по чарочке,
По нашей фронтовой,
Не тратя время попусту,
Поговорим с тобой!... _________________ Никак не могу собраться с мыслями: то я занята, то они...
http://zamok.pp.ua/index.php http://www.diary.ru/~9551412/
ах, бабушка....
Как много мы не успеваем.... _________________ Я - старая гусеница, больная склерозом. Потому никак не могу вспомнить от танка или от трактора....
вспомнила всех кому не смогла сказать спасибо и от этого стало еще более грусно _________________ Хорошая, когда спит клыками к стенке гроба.
У нее милая улыбочка во все 28 зубов и четыре клыка
Грустный рассказ, "заставляет задуматься оставшихся в живых"...
Талинна, пишите ещё, у Вас очень здорово получается. С тех пор как первый раз почитала Ваши рассказы, каждый раз, заходя на сайт, обязательно проверяю, а не появилось ли у Вас что-нибудь новенькое. Спасибо.
Вы не можете начинать темы Вы не можете отвечать на сообщения Вы не можете редактировать свои сообщения Вы не можете удалять свои сообщения Вы не можете голосовать в опросах
