II
Холодные тонкие пальцы чуть коснулись запястья господина Коото. Следователь прекратил скрипеть пером по пергаменту, и позволил своей царственной ответчице не спеша дочитать предыдущий абзац. Коото воспользовался паузой в работе, чтобы мысленно похвалить себя за верную догадку: действительно, на перечисление титулов и прозваний княжны Эди ушла ровно четверть страницы.
- Это началось три месяца спустя после свадьбы Элора и Лии. Да, приблизительно тогда. Я уже была просватана за Шенквертона, и дожидалась, когда будет готово приданое… Даже смешно вспомнить, - улыбка исказила бледные губы княжны. – Я тогда еще завидовала крестьянкам, которые выходят из родительского дома с одной периной и сменной рубашкой. Или даже вообще без них. Мне же готовили сундуки, посуду, одежду, украшения…Заказывали в лучших гномьих мастерских…
Лия прибежала ко мне среди ночи, почти голая, растрепанная и испуганная до полусмерти. Элор… Мой брат… - Эди примолкла, проверяя на вкус слова, которые собиралась произнести. – Мой брат набросился и пытался задушить ее. Она чудом выскользнула и пришла ко мне просить защиты.
- Открывай!!
Не голос, а звериный рык.
- Элор, что с тобой?! Умоляю, скажи, что с тобой случилось? – плачет Лия, прячась за спину Эди.
- Открывай, тварь!! Не смей приближаться к моей сестре! Убирайся прочь из моего дома! Открывай!!! Я убью тебя!!!
Эди с трудом понимает, что сейчас чувствует, где находится, что происходит. Под ногами – старая медвежья шкура; за окном ночь, легкая шелковая сорочка не защищает от сквозняков, и дверь ломается под ударами безумца. Ее брата.
Удар. Еще. Несколько секунд тишины.
Лия тоненько воет, и Эди чувствует переполняющее отчаяние, как петлю – висельник.
Потом дверь раскалывается на части. Безумец боевым топором выламывает бесполезные щепы створок, делает шаг внутрь, и бесконечно тоскливо смотрит руки Эди де Жакан. Руки, сжимающие меч его прадеда.
- Я до сих пор не знаю, попытался бы Элор сражаться со мной, или смог бы остановиться… Если бы не барон Кверин, который прибежал на шум и которому удалось оглушить Элора… Одни боги знают, чем бы все закончилось еще тогда, пятнадцать лет назад…
Коото дописал фразу, присыпал чернила песочком, и внимательно посмотрел на княжну. Молодая женщина стояла у оконного проема и смотрела вниз. Королевский следователь с трудом поборол искушение подойти поближе, полюбопытствовать, что же так привлекло взор его собеседницы, и деликатно прокашлялся:
- Так, значит, Владетель Элор был безумен?
- Нет! – горячо запротестовала княжна. – Конечно же, нет! Мы с Лией в тот же час послали за лекарями и магами. Разумеется, все делалось в глубокой тайне. Мне не хотелось, чтобы о беде нашего рода знали соседи…
- И, как я понял, Его Величеству вы тоже ничего не сообщали? – тонко улыбнулся Коото. - Ведь Его Величество располагал лучшими специалистами, и, разумеется, приложил бы все усилия, чтобы помочь военному союзнику, Владетелю княжества, и, наконец, боевому товарищу?
- Я… - осеклась Эди де Лим. – Я знаю, что, как верный вассал Короны, должна была немедля уведомить Его Величество о болезни брата, но… Но уже утром такое развитие событий представлялось, как минимум, преувеличенным. Уже утром Элор вёл себя…хорошо, и от безумия не осталось и следа. Лекари не нашли ничего, что могло бы спровоцировать припадок, а маги… А маги сразу сказали, что это такое.
- И что же?
- Проклятие.
- Вот оно что, - протянул Коото. Покрутил мысль, оценивая ее со всех возможных сторон. – Проклятие, надо же. Никогда не слышал, что Владетель Жакана проклят. Но, ваше высочество, позвольте же: разве ваши придворные маги не могли снять это проклятие? Или проклятие было столь искусным, что даже эльфы не смогли с ним справиться?
- Проклятие наложил дракон. Перед своей смертью.
Коото присвистнул.
Поднаторевший в законах и преступлениях, долгопамятливый Королевский следователь знал, что эффективность магического воздействия (приворот, трансформация, заклинание, проклятье и прочее) зависит от искусности и от Силы, то бишь энергии, с которой искусство сотворено. И переделать чужую магию можно, только если а) ты искуснее предшественника, или если б) ты его сильнее. Отсюда несколько практически подтверждаемых постулатов: искусство усиливается со временем и возрастом; есть существа, изначально способные к магии (эльфы, демоны, и, особенно, драконы); в жизни каждого человека есть моменты, когда жизненная энергия сверх-сконцентрирована, и даже обычный крестьянин оказывается способным к магии.
Все вышесказанное Коото быстренько прокрутил в своем хитроумном разумении, и только потом понял смысл слов княжны.
- Дракон? Вы сказали – дракон? Уж не тот ли самый? – и с легким дрожанием рука следователя указала в сторону прославленного меча.
Эди тоже посмотрела на старинное оружие. Подошла. Прикоснулась к хищно поблескивавшей стали.
Солнце пекло немилосердно, и всадники молчали, делая вид, что вслушиваются в стук копыт своих коней. Жара. Верхушка лета. Осмелевшие селяне спешили прополоть и полить огороды, и поэтому почти не обращали внимания на двух воинов, следовавших своей дорогой. Так, иногда провожали взглядом, оценивая едва различимые под пылью эмблемы княжества Жакан (солнце в зените на изумрудном поле), и сочувствовали бедолагам: эка потаскай на себе в пекло такую гору железа!
Элор хмуро посмотрел на сестру.
- Может, передохнем?
- А может, ты перестанешь считать меня маленькой девочкой? – огрызнулась Эди.
- Я не считаю тебя маленькой девочкой, - степенно и спокойно ответил Элор. – Я считаю, что ты будешь лучше сражаться, если не будешь засыпать на ходу от усталости.
- О, слушайте, слушайте, мой великолепный братец признаёт, что его сестра умеет сражаться! – зашипела Эди.
- Не нервничай, - примирительно сказал Элор. – У нас всё получится.
- О, я абсолютно спокойна!
- Да что с тобой сегодня? – недоумевал Элор. – Не хочешь отдыхать – пожалуйста, кричать на меня зачем?
Эди резко осадила коня, спрыгнула на землю, и направилась в сторону ручейка. Пиная попадавшиеся под ноги камешки. Элор подхватил коня сестры под уздцы, и повел животных к воде. Эди сбросила опостылевший шлем, умылась – ручей был такой холодный, что ломило пальцы, - напилась, и отдышалась. Элор протянул сестре кусок хлеба и сыра, и сам сел на камень, сосредоточенно жуя нехитрый походный обед. Жужжали мухи. Звякали сбруей кони.
Дальнейший путь проходил в такой же обстановке обоюдного молчания.
О том, что путники достигли своей цели, свидетельствовали оплавленные камни и искореженные скелеты лошадей, коров, людей, гномов и орков. От вида и запаха «украшений» Драконьего Ущелья Эди замутило, и она почти с благодарностью восприняла приказы, которые ровным уверенным голосом отдал брат. Артефакт достать из-под кольчуги, сжать в правой ладони, проговорить формулу, четко соблюдая интонации и ритм ударений. Коня оставить в ста шагах от входа в пещеру. Дождаться, пока артефакт нагреется до температуры тела. Войти в пещеру. Прилепить артефакт справа на уровне груди. И быстро сматываться.
«У драконов, - рассуждал Светлый Эльф, потягивая вино и млея на полуденном солнышке. – Чрезвычайно развиты два чувства – запаха и прекрасного. Причем второе несколько отличается от обычного - в человеческом понимании. Так что, если в пещеру войдет не мужчина, а женщина, есть некоторый шанс, что дракончик начнет принюхиваться, но не поспешит нападать. Бедняжка…» - «Я вовсе не бедняжка! – ответила княжна» - «Да я, собственно, о драконе… Умереть, познавая прекрасное! Что может быть удивительнее такой участи!»
Участвовать в сражении эстет отказался.
Эди выполнила все, как учил Фаоэль. Спокойно, как на тренировке. Ведь это – еще одно сражение, к которым она за два года Войны успела привыкнуть. Даже проще – не придется махать мечом. Все просто – немного смекалки, выдержка, и цель достигнута.
Дождавшись, когда артефакт сравняется теплом с ее ладонью, Эди приладила магическую вещицу к стене, и бросилась вон.
У входа в пещеру ее коня не было.
Конская туша лежала под драконьей лапой, и чудище вдохновенно и смачно раздирало свежатину, пачкая брызгами крови окружающие камни. Потом дракон облизнулся, склонил голову и посмотрел Эди прямо в глаза.
Ее сердце умерло.
Спустя тысячу лет – или вздох, – в правую лапу дракона вонзилось тяжелое копье.
Чудище взревело.
Эди рухнула на колени.
И, наконец, пещера взорвалась.
Все произошло так, как рассказывал Фаоэль. Камни начали плавиться и мерцать, потом земля задрожала и схлопнулась. Если бы дракон в этот момент был внутри пещеры, такой «запечатывающий» взрыв, произведенный с двух сторон (Элор должен был найти «черный ход»), обеспечил ему отличную гробницу. Маленькая проблемка – он вылетел из дома поохотится.
И добыча сама пришла. Как раз к обеду.
- Не смей ее трогать! – кажется, вопил Элор. Может быть, он кричал что-то более умное, но Эди этого не запомнила. – Проклятая ящерица!
И бросился на дракона с мечом.
Черный ящер шипел, плевался огненными шарами, бил хвостом, пытаясь попасть по быстрой вёрткой цели, и не делая даже попыток взлететь. Да, именно это потом и поражало Эди больше всего: дракон ни в коем случае не уклонялся от драки. Да и какая может быть драка гиганта с двумя букашками!
Соотношение сил изменил второй взрыв.
То ли Элор напутал с инструкциями (что вряд ли), то ли Фаоэля осенило в процессе создания артефакта, и он забыл предупредить об изменениях (как всегда), но второй взрыв запоздал и сработал совершенно иначе. Земля затряслась, и камни начали падать на дракона. Сверху, с края Ущелья, на спину чудищу рухнула целая глыба, раздавив полураскрытые крылья, а вслед за ней большие и малые валуны посыпались, как горошины из распоротого мешка.
Сбив с ног Элора. Он упал, и больше не двигался. И Эди с ужасом, от которого шевелились волосы, поняла, что осталась одна на один с драконом, чье туловище более чем на половину скрыл каменный завал. И у нее есть меч, ударив которым можно – как Фаоэль говорил, «теоретически возможно», убить дракона.
- Скажи, зачем? – раздался утомленный голос за спиной.
Эди резко обернулась. На каменном склоне сидел толстячок-горожанин лет пятидесяти, болтал ногой, и вел себя так, как будто не замечал дикости происходящего.
- Кто ты? – прошептала Эди. – Ты пленник дракона?
- Ну, вообще-то он – это я, - ответил горожанин. Встал и повернулся к свету. Став на мгновение полупрозрачным. – Мы, драконы, обладаем совершенными органами речи, и поэтому нуждаемся в фантомах-переводчиках, чтобы вы могли нас понять.
- Ты умрешь, - пообещала Эди. И обнаружила, что до сих пор почему-то стоит на коленях..
- Это я понял. Просто интересно спросить – зачем?
- Ты… - лихорадочно подбирала слова девушка. Потом вспомнила. – Ты должен ответить за свои преступления.
- Какие! – засмеялся фантом. – Подумаешь, украл пару коров! Как будто вы сами этого друг с другом не делаете!
- Ты пожирал людей, гномов и эльфов! – вскочила на ноги Эди.
- Вот уж враки, - совершенно спокойно ответил дракон. – И с чего мне есть этих жестких, пропахших железом и селитрой гномов? А эльфы – так, мелочь, одна кожа… И в конце концов – мне же надо чем-то питаться!
- Ты не должен был нападать на разумных существ!
- С чего это вдруг? – холодно спросил дракон. Фантом подошел к Эди, и второй раз за день она взглянула в глаза чудовищу. – Разве не в природе других разумных существ нападать друг на друга? Я слышал, что буквально на днях люди, сговорившись с гномами и этими остроухими забавниками, весьма результативно набили морды беднягам оркам. Или вы наказываете всех, кто имеет дурную привычку «нападать на разумных существ»?
Эди не знала, что и сказать. Горло пересохло. Она безотрывно смотрела на фантом, и… и… Мысли путались.
Вдруг фантом заорал и пропал из виду. Эди обернулась.
Элор, закусив губу, как в детстве, когда учитель задавал трудное задание, мечом кромсал драконью шею. Ящер был бы рад вырваться, но каменный завал не пускал. Эди бросилась к брату.
- Элор… Элор…
- Его не зря прозвали Черной Пастью. Мастер заговаривать зубы, и потом бить в спину. Дай мне меч. Мой, кажется, затупился.
Из шеи дракона хлынула черная кровь. Элор, передвигаясь тяжело и осторожно, перешел поближе к голове.
Фантом материализовался снова, поближе к Эди.
- Может, договоримся? Там, в пещере, полно золота. Готов рассмотреть вопрос о компенсации ваших усилий. Ведь вы не просто пришли победить злого меня, вы явно совершаете подвиг, чтобы прославить в веках свой род и… я-й-уууууууу!! – заверещал дракон.
Эди заплакала. Элор вздохнул, и с резким хеканьем, как будто колол дрова, вогнал лезвие поглубже дракону в глаз.
- Что плачешь, сестренка? – воин вытащил меч, и начал вытирать оружие оторванным рукавом. – Так не должно, и не подобает. Подбери сопли, и скажи: сдохла ящерица или еще нет?
- Откуда мне знать?!
- Не бойтесь, не сдохла, - прошипела серая тень, материализуясь рядом с драконьей мордой. – И, собственно, я настаиваю на том, что я он.
- Тогда рубим дальше, - проговорил Элор. – Думаю, если ударить его вот здесь, то это будет правильно.
- Все-то он знает… - прошипел фантом, тая в жарком мареве, – Всё, что правильно, всё, что и как должно. Всё, что и кому подобает и не подобает. И то, что неправильно, знает тоже… Так что желаю тебе, голубчик, когда-нибудь узнать вдобавок и то, что могло бы быть. А теперь не будь идиотом, бей крепче. Надоели вы мне. Устал я с вами…
- Элора посещали видения. Он сам называл их – «о том, что могло бы быть». О дяде и кузенах. Которые погибли во время Войны-с-Орками, но могли бы остаться в живых, и тогда бы Элор не стал Владетелем Жакана. О друзьях, которые пали в битвах. И о девушке… - Эди откашлялась, будто в горло ей попала дорожная пыль. – Которая могла бы быть его женой.
- Значит, у него-таки была «другая женщина»! – воскликнул Коото. И, устыдившись восторга первооткрывателя, обнаружившего в морских просторах остров именно там, где тот обозначен на карте, сделал вид, что проверяет записи. – Может быть, ваше высочество расскажет подробнее?
- Она умерла, – ответила Эди. – Они расстались. И не виделись. А потом пришло известие о ее смерти.
- До или после женитьбы Владетеля Элора на княгине Лии?
- Расстались Элор и … та девушка до того, как брат принял решение о свадьбе. А известие о ее смерти пришло после. Через один или два дня, не помню…
Послушайте, господин Коото, не кажется ли вам, что мы говорим о том, что не имеет отношение к делу?
- То есть? – недоумевающее вскинул брови следователь.
- Вы снова и снова спрашиваете меня о том, имела ли Лия повод для ревности. В то время как я буквально час назад уже призналась – брат находился под заклятием, которое наложили на него маги по моей – моей! – просьбе! И это по моей вине он мёртв…
- Да-да-да, простите, увлекся, старая привычка, знаете ли… Так вот, - господин Коото вчитался в свои записи. – Я спрашивал ваше высочество о том, возможно ли было снять проклятие убитого дракона?
- Нет. Маги Жакана и Теосфета, у которых я консультировалась, как один ответили, что проклятие наложено неправильно, и это «необычное» проклятие, и удивительно, что оно работает. Но раз уж работает – отменить его невозможно.
- А эльфы?
- Эльфы покинули наш мир вот уже семь лет тому назад, господин Королевский следователь. Вы, должно быть, запамятовали. – кажется, в голосе госпожи де Лим прозвучало что-то похожее на иронию.
- А до того, как покинуть наш мир? Разве Светлый Эльф не согласился бы помочь вам – я так понял, что и ваш брат, и вы знакомы лично со Спутником Короля? Я много слышал о господине Фаоэле и…
- Я не обращалась к Фаоэлю за помощью, - проговорила княжна. И следователь седьмым чувством понял: врёт.
- Здравствуй! – окликнула эльфа княжна. Эльф обернулся. Остановился.
- Здравствуй, госпожа, - ответил эльф.
- Я рада тебя видеть сегодня. Мы так давно не виделись – с того дня, как мы с братом отправились сражаться с драконом, помнишь? Я хотела поблагодарить тебя – если бы не твоя магия, мы бы с братом погибли… - лепетала Эди, и понимала, что с каждой секундой все больше и больше превращается из княжны и воительницы в застенчивую селяночку. Сейчас ей бы начать крутить край передника и хихикать через ладошку…
- Я сделал то, что требовалось Королю ради спокойствия и мира в его землях, и то, что мог, ради спасения жизни друзьям моих друзей, - ответил эльф. И Эди вдруг захлестнула острая боль отчаяния. Резанула по сердцу – и исчезла, будто не ее, Эди, отчаяние это было.
- И все же – спасибо тебе.
Эльф изящно поклонился, и развернулся, чтобы уйти. Зачем, зачем Эди де Жакан окликнула Фаоэля?
- Спасибо, что приехал на торжество моего брата и его невесты, - зачем-то сказала девушка.
Эльф развернулся так, что шнурки одежды свистнули, кромсая воздух.
- Я приехал сказать…Сказать… - Из огромных эльфийских глаз брызнули слезы. – Сказать, что Карен мертва. Ты ведь о ней хотела поговорить, верно? Попросить помощи в том, чтобы держать подальше эту… как ты тогда сказала? «зарвавшуюся простолюдинку» от трона Владетеля? Узнать, где Карен, не планирует ли вернуться на ложе твоего брата, какие шаги для этого совершает? Радуйся, княжна! - слезы скатились на кружевной воротник. - Карен мертва. Она погибла после того, как ее флот разрушил Морскую Крепость. Началась буря – я предупреждал, что надо опасаться ветра, который поднимется, если разрушить столь мощный магический оплот, я просил ее остаться на берегу и не рисковать, подождать… Буря разорвала корабль, и Карен теперь на дне морском. Она умерла. Мой друг, мое вдохновение, моя песня – она не вернется!
Надеюсь, - продолжил эльф совершенно спокойным голосом. - Госпожа Эди будет добра, и преподнесет лично столь замечательный дар своему возлюбленному брату и его избраннице?
В тот момент Эди поняла, почему орки боялись эльфов.
- Я не просила Фаоэля о помощи, к тому же… первое время видения были редки и… более не сопровождались буйством. Элор рассказывал о том, что видел во сне. Или записывал – это его успокаивало, и не было нужды пить успокоительные отвары… или что-то еще.
- С кем разговаривал?
- Со мной. С моим мужем, Шенквертоном де Лимом. Они подружились… Конечно, мы редко виделись, ведь я переехала в Лим.
- И тем не менее вы, ваше высочество, сейчас здесь, в Жакане? И гостите не первый месяц… - промурлыкал следователь.
Супруга Наместника Лима метнула кинжальный взгляд в толстенького горожанина. Тот спокойно скрипел лебединым пером, записывая и свой заданный вопрос, и ее молчание в ответ.
- Мои сыновья и дочь – отрада моего сердца, господин Коото. Я помню о них каждую минуту. Но помню так же и о долге, который налагают узы кровного родства. И… Да, вы правы, господин следователь, - в глазах женщины заблестело что-то похожее на слезы. – Я здесь слишком задержалась.
Я все ждала и надеялась, что мое присутствие успокоит Элора. Так и было! Мы разговаривали, ему становилось легче. Он рассказывал, что видел в тех проклятых снах…
- И что же он видел?
- Что Карен… ту девушку звали Карен, - жива и здорова. Просто живет не здесь, а где-то. Элор называл это место «на другом берегу моря». У нее все хорошо… Появились новые друзья – светловолосая девица, которая читает посредственные стихи, вихрастый парень, мастер выдумывать шутки, очень красивая девушка-танцовщица… Элор «видел», как Карен играет в странную игру на доске, расчерченной на черные и белые квадраты с высоким нескладным человеком, как Карен работает у гнома в ювелирной мастерской. Она была ювелиром – странное занятие для девушки, не правда ли? В тех первых видениях Карен работала в мастерской, рисовала и делала украшения для аристократок и актрис, а потом отправилась в какое-то торговое путешествие…
Скрип пера прекратился. Коото смотрел на княжну странным полузастывшим взглядом, будто сам только что увидел призрак. Потом он спохватился, закашлялся, зашуршал пергаментом, и хрипло спросил:
- Вы все время подчеркиваете, что ваш рассказ касается «первых видений». Следует это понимать так, ваше высочество, что были и «последующие»?
- Потом… Потом Лия родила первое дитя. Лиру. И Элор… Элор начал «видеть» детей, которые могли бы быть у них с Карен.
- Промокли? – участливо спросил Элмар, встречая гостей. – На улице дождь - что ж вы не дождались, пока Мафей переправит вас телепортом?
- Не хотела отвлекать мальчика от занятий, - объяснила Карен, осторожно передавая в огромные сильные руки первого паладина плетеную корзину. Жак захихикал – он почему-то находил ужасно смешным и забавным, что Карен в свои неполные двадцать четыре столь по-матерински оберегает и опекает шестнадцатилетнего полуэльфа. Тереза сразу же зашикала на весельчака; Азиль склонилась над корзиной и умиленно посмотрела на сопящих мальчишек.
- Как поживают мои крестнички? - подошла Ольга. – Не шалят?
- Готов поспорить, что ведут себя примерно, не дерутся, не хамят старшим, не курят, и пьют только кипяченое молоко, - подал голос добродушный лондрийский кузен хозяина дома. – Ну что, Карен, матч-реванш? Меня не устраивает ничья, я хочу чистой победы! Жак, расставляй шахматы. Кстати. Здесь только что было блюдо с пирожным. Кто и когда успел их слопать? Я хотел, чтобы они стали ставкой в нашей игре…
Тереза, успевшая заметить смазанное пятно телепорта, в котором исчезли упомянутые пирожные, промолчала, укоризненно покачав головой. Карен поправила одеяльце у одного из близнецов и улыбнулась.
- И тогда я поняла, что брат просто сошел с ума. Чувствовать и проживать вероятности, которые не могли случиться в его жизни - именно в этом и состояло проклятие дракона, - тихо добавила Эди.
- Вы… - начал Коото. Откашлялся. – Что же вы тогда сделали?
- Мне никто не поверил. Никто из Гильдии Магов, никто из Гильдии Лекарей Вольного города Теосфет. Они все говорили, что брат может научиться жить с этими видениями, что когда-нибудь он научится различать сон и явь, а до тех пор надо смириться. И тогда… Я совершила поступок, за который готова нести полную ответственность. Сама. Без чьего-либо принуждения и подсказки.
- Что же вы сделали, ваше высочество?
- Я переоделась, изменила внешность, - проговорила Эди, меряя шагами Малый Зал Приемов. Остановилась перед стеной с оружием. Посмотрела на прадедовский меч. – И пришла в Гильдию Лекарей… другого города. Не Лима, не Льера, а … гораздо менее известную Гильдию. И попросила лекарство для своего свекра – я специально сказала так, потому как отец Шенквертона скончался, и ему не грозило никакое проклятие или сглаз. Сказала, что «свекор» стал заговариваться, путается, общается с незнакомцами, принимая их за родственников… Отдал семейные накопления мальчишке-попрошайке и сказал, что доверил их в залог – ну, придумала всякого, и лекарь прописал «больному» отвар, который…успокаивал.
- Только успокаивал? Или «успокаивал»? – переспросил следователь, непередаваемой интонацией выделяя последнее слово.
- Отвар делал больного более утомленным, - Эди вновь начала движение по залу. Подошла к окну – тому, из которого был видел дворцовый сад. К другому, под которым шумела каменная Дружинная площадь. Посмотрела секунду на упражнения дружинников Жакана. И вновь следователь еле сдержался, чтобы не вскочить, не заглянуть из-за плеча на то, что так привлекает княжну. Впрочем, он уже догадался. – Если пить отвар, возникала сонливость и желание отдохнуть.
- Всего лишь? – выпустил кошачьи коготки Королевский следователь.
- Тот отвар – только это. – Эди прикрыла глаза. Вздохнула. – Последующие рецепты были более сильными. Потом обычные травы перестали действовать, и я таким же способом обманула магов. Последний раз… Это было три месяца назад. Я попросила сделать «куклу» - вы, верно, знаете, что это такое…
- Я слышал о подобных вещах. Говорят, с настоящими безумцами это действительно срабатывает – они не могут вернуться к нормальной жизни, но, по крайней мере, не убивают окружающих и не калечат самих себя. Где эта вещь? Я должен приобщить ее к делу.
- Я расплавила «куклу», когда убедилась, что Элор мертв, и все его страдания закончились.
- М-м… Тогда, объясните-ка вот что. Насколько я знаком с правилами, регламентирующими работу Гильдии Лекарей, - лицемерно, растягивая слова, заговорил господин Коото, - вам просто не могли дать такие лекарства. Лекарь должен лично освидетельствовать пациента.
- Я наняла старика-актера… Прошу вас – хотя я не имею права ни о чем просить, - не спрашивайте его имени. Я сама виновата в смерти моего брата. И только я. И пусть никто больше не умрет.
Жаль, никто не видел прыжка, которым толстенький крепенький Королевский следователь преодолел Малый Зал Приемов. Малый-то он Малый – по сравнению с Большим Тронным, в котором при желании могут разместиться тысяча двести человек, или шестьсот верховых. Ну, или полторы тысячи гномов.
Не успела еще упасть на пол конторка, не успели еще листы пергамента опуститься в пролитые чернила, как следователь пролетел расстояние, отделявшее его от допрашиваемой, и вцепился ей в волосы.
Да благословят боги современную моду, по которой знатные дамы растят длинные косы!
Эди вскрикнула от боли, когда толстячок-следователь втащил ее с подоконника обратно в зал, и – вы не поверите! – тут же с царапаньем набросилась на своего спасителя. Княжна, супруга Наместника, уважаемая мать семейства, с истерическим слезами била господина Коото по щекам, приговаривая, что ей нет прощения, и что она одна во всем виновата, и что она не должна, не должна была…
Господин Коото сердито покосился на Домира, который, не чувствуя ситуации, смел быть свидетелем истерики. Всё ж таки национальная героиня, хоть и шестнадцатилетнего срока давности…
Наконец судебный лекарь догадался, что в его присутствии нет необходимости, (покойника в ближайшее время не предвидится, вскрывать некого), подошел к окну и аккуратно прикрыл створки. Цокнул зубом:
- И зря, между прочим, старались, вашество. Высота малая, позвоночник бы только сломали. Ну, или требуху отбили бы. Хотя отбитая требуха тоже помогает…
Эди вытаращилась на Домира. Нет, тут же мысленно исправился господин Коото, не вытаращилась. Воззрилась в крайнем изумлении. Икнула. (На заметку Королевскому следователю: прочитать толковательный словарь какой-нибудь уважаемой Гильдии, и узнать, каким словом обозначать икание благородных особ женского пола).
Покойницкий лекарь вытащил из недр своего камзола сверток, аккуратно смахнул с него крошки, и, прежде чем уйти, протянул госпоже Эди кусок пирога. Та, всхлипнув, принялась ощипывать угощение по кусочку.
Королевский следователь пожертвовал носовой платок хлюпающей даме, и присел рядом.
- Я что хочу сказать, ваше высочество, - проговорил господин Коото, причащаясь от Домирова угощения. – Торопитесь вы. А в нашем деле торопиться нельзя, боги не одобряют.
Эди шмыгнула носом. Вытерла слезы. Высморкалась. (На заметку: купить толковательный словарь в личное пользование).
- Вот едва не покалечились. Плохо. Стекло побили, прическу испортили… - Домиров пирог стремительно убывал. – А ведь мы с вами еще не закончили. Да. Совсем не закончили.
Красные пятна у глаз и распухший носик немного портили впечатление от стального взгляда, которым княжна обменялась с господином Коото.
- Если вы хоть на секунду можете предположить, что я, Эди де Жакан де Лим, выдам людей, которые виновны лишь в том, что были мной обмануты!..
- Да боги с вами! – взмахнул руками толстячок-законник. – Конечно, в интересах справедливости было бы полезно сделать отеческое внушение этим горе-лекарям, которые здорового актера от настоящего больного отличить не могут (а еще лучше, всыпать им десяток «соленых», чтобы наука лекарская и житейская подольше помнилась). А вот актеров я даже искать не буду – наверное, люди пожилые, на пенсию живут, лишнему грошику радуются… (Внутреннее расположение следователя к княжне лишь усилилось от того, что она даже не пыталась повторить вранье, что лекарь и актер были в единственном числе. ) Да… Я, собственно, собирался продолжить расследование смерти Владетеля Элора по другой линии.
- По какой другой линии? – полюбопытствовала Эди. Ох, слабый вы пол, бабы, слабый!
- Да все по той же, основной версии следствия.
И следователь усмехнулся, видя недоумение своей собеседницы. Встал, подошел к окну. С заговорщицкой кошачьей ухмылкой поманил к себе княжну. Та подошла и всмотрелась в картину, заполнявшую оконный проем.
Тихий сад. Аккуратно подстриженные кусты, цветы, ровные дорожки. Женщина и пятеро дочерей.
… Пыль летела в глаза, и мир…
Элор счастливо захохотал, расправил руки, и воспарил в поднебесье. Он мгновенно изменился, руки изогнулись в перепончатые крылья, ощущение полёта, более хмельное, чем гномий самогон, ударило в голову. Ощущение собственной силы – не той, что любят бахвалиться маги, а обычной силы молодого, крепко сколоченного, тренированного мужчины и воина, - пьянило лучше, чем все настои и снадобья, присылаемые заботливой сестрицей. Элор помолился всем богам за Эди: молодец у него сестренка! Сам бы он ни за что не додумался глушить свое «несчастье» сонными отварами. А так: тяпнул чашу, отмеренную лекарем – и заснул. И видишь Сон.
И все счастливы: сестра, которая заботится о брате, жена, которой нужно приструнить мужа, и сам Элор, которому можно, наконец-то, заняться любимым делом.
Он смотрел на Карен. Сегодня она беседовала со стариком, похожим на мага. На стене почему-то висела карта Королевства, но ни на один знакомый дворец помещение не походило. Элор не стал слушать, и подлетел поближе к детям. Близнецы были и похожими, и разными одновременно. Оба черноволосые, у обоих белая прядь за левым ухом. Один немного плотнее, круглее, второй с более подвижной мимикой и вроде как более худенький. На мгновение Элор обеспокоился: все ли у Карен в порядке? Может, ей нужны средства, чтобы прокормить детей? И тут же успокоил сам себя – это всего лишь сон, а во сне женщины и малые дети никогда не умирают с голоду.
Но на всякий случай решил проверить, как дело обстоит с потенциальной опасностью, орками и драконами. Видел он в прошлый раз нечто такое… Пьяный ящер влетает в витражное окно – не слабо?
Элор шагнул из стены башни. Полетал над группой степенных гномов, склонившихся над гроссбухом, подсмотрел, как высокий статный воин вдохновенно соблазняет какую-то девицу, как приятно фигуристая блондинка со старым пнем занимаются… О-у, какие сны сегодня снятся!
Мэтр Истран удивленно воззрился на шедевр, украсивший стену учебной комнаты принца Мафея. Оригинальненько, ничего не скажешь…
Автор шедевра стояла рядом, и взволнованно ожидала вердикта. Ладно, не будем без лишнего повода издеваться над бардом.
- У меня просто нет слов. – Обратите внимание: сказал чистую правду. – крайне интересное и необычное творение. Вот только – будьте милосердны к старику, скажите – что это?
- Карта, ваше магичество. – пояснила девушка. Мэтр Истран заподозрил, что она над ним смеётся. – Мы как-то беседовали, еще в больнице, помните? И вы, и господин Жак интересовались моими умениями – чтобы помочь найди работу, «адаптироваться», как говорит госпожа Ольга, к новой жизни. Кроме механики и кузнечных ремесел, дома, в своем мире, я увлекалась черчением и картографией; училась копировать и составлять карты. Вот, одна из трех, которые я сама составляла в былое время, - Карен провела рукой, расправляя последние складочки шедевра. – По-моему, получилось неплохо.
Мэтр Истран прошелся, выискивая место в учебной комнате, с которого можно было бы окинуть взором полотнище размером десять с четвертью на восемь с половиной локтей. Взлетел, пролевитировал к верхнему краю. Уделил должное внимание искусным изображениям городских построек, изрыгающих пламя дракончиков, гномьих шахт с мешками руды и самоцветов, морских чудищ, таинственных растений, парусников – всему тому, что на нормальных картах, как правило, обозначает расположение реальных драконьих пещер, поселений и прочего.
- И что… э-э-э… за место изображено на этой карте?
- Мой мир. Королевство и соседние Владения. Вот здесь, - принялась объяснять Карен. – Южные земли. На дальнем юго-востоке – Невольничья Бухта, крупнейшие рынки рабов. Опасно появляться в тамошних водах. Еще южнее и западнее - Эльфийские леса, Семиозерье, Заэр-лен-На-Эри, у нас принято считать, что это столица эльфов, но, конечно, сами эльфы считают иначе. Острова Пряностей. Острова Бурь. Острова Скелетов. Шелковый остров. Хотя находятся умники, которые утверждают, что это материк, а не остров… На северо-востоке и на восток – Дикие земли; это - Кленовые пустоши. Ведьмины болота. Здесь – Каштовый Лес, он тянется почти до самой тундры, где живут племена охотников на мамонтов.
- А вот здесь? – мэтр указал на область, расположенную между тремя горными кряжами, обширным плоскогорьем с востока и морским побережьем с запада.
- Это – Вольные города Лим, Льер и Теосфет. Три жемчужины нашего Королевства. Я имею в виду – настоящие жемчужины. Трон Короля, который был выкован гномами из золотого самородка, у изголовья украшен резьбой, изображающей море, горы и степи. Там, где они соединяются – горные хребты опускаются, море пригодно для судоходства, и начинаются степи княжества Жакан, - девятьсот лет назад были основаны три города, которые стали средоточием торговли и ремёсел. Потом – наук и искусств. Три жемчужины, каждая величиной с куриное яйцо, были выменяны торговцами Вольных городов, и подарены Королю. Розовая жемчужина – Теосфет. Его университет и здания Гильдий строили лучшие архитекторы; люди и эльфы специально приезжают, чтобы увидеть, как мраморные дворцы и улицы Теосфета заливает утренняя заря… Желтоватая жемчужина - символ Льера, любимого детища гномов; этот Вольный город выстроен из гранита и кирпича. Цех Кузнецов, лучшее оружие, лучшая сталь, крупнейшая библиотека… И снежно-белая, самая крупная и ровная жемчужина – Лим. Художники. Поэты. Мореходы. Прекрасный город… - ностальгически вздохнула Карен.
- Удивительно… - пробормотал мэтр. Потом, наконец, не выдержал, и взорвался: - Только ответьте, ради всех богов – за каким демоном Мафею понадобились эти веселые картинки! Вы что, не понимаете! Мальчика нельзя поощрять исследовать другие миры! А вы приносите это д… эту карту!..
Из плетеной корзинки, которую Карен пристроила поближе к камину, раздался обиженный плач.
- Ш-ш, тише, - бросилась к сыновьям Карен. И спокойно, будто ей каждый день приходится иметь дело с разгневанными магами, ответила: – И вовсе я не поощряю Мафея к экспериментам с пространственными переходами. Для того, чтобы попасть куда-то – надо предварительно побывать там, взять ориентиры, определить преломления измерений. С помощью карты это невозможно, так что не беспокойтесь.
Младенец серьезно посмотрел на материнское лицо. Почмокал. Соизволил глотнуть молочка из рожка. Притих. Зато его братец, огорченный отсутствием внимания, заорал с удвоенной силой.
Мэтр сделал несколько пассов. Близнецы чихать хотели на усилия почтенного мэтра, и успокоились только после того, как Истран прибег к самому сильному аргументу.
Карен уложила детей обратно в корзину-колыбель, и сама притихла, зачарованно следя за зеленоватым волшебным шариком, вращающимся перед лицами малышей.
- Карту повесили здесь по просьбе короля. В вашем королевстве, оказывается, есть такой обычай: выдавать некоторую сумму на обзаведение «переселенцам». А я, знаете ли, просто не умею получать золото просто так. И предложила сделать что-нибудь, оправдать эти деньги. Его величество согласился. Карту с морским побережьем повесят в приемной, а еще одну - даже не знаю… Кажется, его величество собирался преподнести сюрприз ее величеству.
«Ну вот. Дерьмо, как утверждает коллега Макс, обязательно случается! Говорил же мальчику: Кира должна себя беречь! Минимум нагрузок! Максимум осторожности! И поменьше примеров отважных воительниц, которые, видите ли, отправляются в морское путешествие на седьмой луне беременности!» - подумал Истран. Уточнять особо не требовалось, но все-таки спросил:
- Элмар проговорился?
- Нет. Его величество сами. – Карен перевела взгляд на мага, и огромные синие глаза на некрасивом худом лице засмеялись. – он представился, как лондрийский кузен принца-бастарда. Но в гостях у его высочества он вел себя уверенно, отдавал приказы и не сомневался в том, что их исполнят. Рассуждал о политике – и чувствовалось, что это не просто болтовня, а решения, которые будут выполнены чуть позже, но выполнены будут обязательно. Упомянул «Элвиса» и «эгинского бабника» - в мастерской я слышала несколько анекдотов про королей Лондры и Эгины. Тереза очень уважительно общается с ним. А господин Жак в беседе с королем иногда … не знаю, как объяснить – начинает фразу с середины, как будто продолжает то, что было сказано ранее, значит, общаются они много и часто, а большую часть времени господин Жак проводит во дворце. К тому же обман короля был неудачен.
- То есть? – на памяти мэтра Шеллара впервые упрекали в неудачном обмане.
- Сказал, что занимает небольшую должность при дворе. А у самого разве что на лбу не написано «законник». По крайней мере, его величество мне сразу напомнил одного друга, для которого закон был средством существования. Симпатичный толстячок с кошачьим азартом в глазах… Конечно, король выглядит иначе – но азарт у него такой же! В сумме: лондриец с гномьей наследственностью, участвующий в большой политике, часто бывающий в королевском дворце, привыкший отдавать приказы, сведущий в законах. То есть – король Ортана Шеллар III. И не волнуйтесь, ваше магичество, - легко продолжила Карен. – Я не буду общаться с королевой, если она сама или его величество этого не хочет.
«И давненько ли мы мысли читать научились, позвольте спросить?» - подумал мэтр Истран.
- Я не умею читать мысли, мэтр. Просто на вашем месте я бы обязательно подумала то же самое.
Мэтр Истран прищурился и просканировал ауру переселенки. Нахмурился.
- Где же познакомились с основными правилами телепортации?
- Мой лучший друг - эльф. Болтал он много, вот я и запомнила.
- А у вас самой, значит, никаких способностей к магии нет?
- Вы уже спрашивали, мэтр. И вновь отвечаю – за исключением хорошей памяти и живучести никаких особых талантов я за собой не знаю.
- Странно… - протянул мэтр Истран. – Чувствуется у вас, милая барышня, что-то этакое... Неклассическое, и потому для меня трудно различимое.
- У меня?
- Беда с этим неклассическими способностями… - посетовал придворный маг Ортана. - Я, например, уверен, что так называемая «неклассическая магия»– это частный случай магии классической. Только очень частный. Особенный. Неклассическая Сила никогда не отрицает основополагающих принципов реальности, хотя и действует не как «дОлжно» это реальности быть, а так, как алогически возможно…
А изучить вопрос как следует не получается: уж больно шустрые субъекты такими способностями обладают. Не догонишь. Ну да ладно. Похоже, с вами мне, наконец, повезло, и у нас впереди долгие годы для наблюдений и экспериментов в области неклассической магии.
- Со мной? - удивилась Карен. - Уверяю вас, мэтр, я не маг. И никогда им не буду.
Мэтр молча указал на корзину-колыбель, в которой притихли близнецы.
Над восторженными мордочками двухмесячных младенцев полыхал изумрудным туманом большой, рыхлый шар величиной с арбуз. Мгновение – и он перекатился к старшему из близнецов. Младший из пары захныкал, и шар дёрнулся обратно. Попрыгав из стороны в сторону, волшебное творение замерло, а потом с негромким треском развалилось надвое.
Только ближе к вечеру мэтру Истрану удалось «укузьмить», как говаривала Ольга (уверяя мага, что это абсолютно литературное выражение), истинного виновника содеянного. Жак привел собаку Мафея с прогулки, и как ни в чём ни бывало, принялся восхищаться картой другого мира, пританцовывая от восторга.
- И как это вам только в голову взбрело, молодой человек? – спросил мэтр. – Ведь я тысячу раз повторял, и повторяю: то, что госпожа Карен сумела пройти через стихийный портал – само по себе чудо. А уж то, что ей удалось, не смотря на рану, сломанную руку и прочие «радости» кораблекрушения, родить здоровых детей, - это даже не один шанс из миллиона, этого вообще не могло быть! И рассказывать королеве, которая и так рвется совершать подвиги, о том, что кому-то другому точь-в-точь такие же подвиги удались – недопустимо! А вы! Не удивлюсь, если завтра застану Киру за разработкой тактики завоевания другого мира – еще бы, ведь такое «учебное пособие» теперь под рукой!
- Ну вот, как всегда! Во всем сразу – Жак виноват! Я ничего не делал!
Мэтр выразительно поднял бровь.
- А что я? – Жак мигом перешел от тактики нытья к более активной самообороне. – Я, между прочим, целиком и полностью пострадавшая сторона. Мне почему-то никто не сочувствует!
- Если вам так не хватает внимания и заботы – попробуйте забеременеть, - искренне предложил вариант мэтр.
- Ха-ха, - ответил шут. Упал в кресло. Посмотрел на придворного мага и начал оправдания. – Карен, пока лежала в больнице, сдружилась с Терезой, которая как раз ее выхаживала. Вы не поверите, мэтр, на что способны эти женщины! Во-первых, Тереза, понянчившись с чужими детьми, начала смотреть на меня как-то пристально, и будто ожидая конкретных действий.
- Но не тех, которых, в свою очередь, вы хотели Терезе предложить? – вставил мэтр.
- Меня пока что спасает отсутствие священника-католика; так что всплеск материнского инстинкта я как-нибудь пережил бы. Но ведь это было только началом!
Я, как от вас и Азиль услышал, что у Карен есть небольшой Огонь, подумал: раз она бард, значит, скорее всего, окажется свойским парнем. То есть подругой. То есть с ней можно будет поболтать, выпить, пошутить… Ну, как с Элмаром, Ольгой или тем же Диего…
Фигушки. Всё то время, когда Карен не была занята с детьми, она чистила, чинила и переделывала мой дом. Это будет пункт «во-вторых». Как вам, мэтр, ситуация: вы спускаетесь среди ночи на кухню, попить водички, а в гостиной сидит женщина, и напильником подравнивает плиты перед камином? Они, видите ли, с зазубринами! И «не беспокойтесь, господин Жак, я почти закончила! Протру смесью нашатыря и уксуса, и ваш камин будет блестеть, как новенький!» Кровать больше не скрипит, в окна не дует, дверная ручка сияет так, что ребята Флавиуса скоро потребуют солнцезащитные очки. Ковер в гостевой комнате у меня моль поела – Карен заштопала. Я у Лавриса бутылку выиграл: он искал, где была прореха, но так и не нашел. На кухне ящички выровнены, на всех дощечках подписи, какой продукт резать, ножи заточены так, что я скоро себе на фиг все пальцы отрежу!.. Порядок у меня дома теперь такой, что вы бы знали, какой у Ольги развился жуткий комплекс неполноценности!
- Все проходит… Может, и эта вспышка энтузиазма пройдет?
- Карен как-то рассказывала, что ее воспитывал гном. Черти бы съели это гномье воспитание… Вы ее хоть раз слышали? Умереть: «его милость», «ваше величество», «господин такой-то», госпожа чего-то обо что-то… Улыбается таинственно, Мона Лиза, блин… Третья причина: Карен рассказывает жуткие истории из своего мира. Ольга их хавает, говорит, они ей триллеры с боевиками заменяют. Как орков мочили, как от разбойников на большой дороге отбивались, как с пиратами разбирались…
- Рассказы действительно очень занимательные. Как все-таки различаются подходы к уничтожению нежити в разных культурах! Если взять за пример способ действия с полуразложившимся зомби…
- Мэтр! Что я вам сделал! – взмолился Жак.
- Придумал, чтобы Карен зачем-то нарисовала карту другого мира и подарила Шеллару, Мафею и Кире.
- Ну, не подарила, а продала. За очень хорошие кругленькие. она их вложит в один бизнес – какой, не сказала, но надеюсь, что это будет пиво. Мэтр! Какое пиво она варит! М-м! Нектар! Амброзия!
- Не отвлекайтесь.
- Вложит в бизнес здесь, в Ортане, а сама собирается с караваном попутешествовать. Говорит, что хочет посмотреть Белую Пустыню и тамошних варваров. Странные у нее все-таки интересы. Я, честно говоря, думал, что карту она будет рисовать полгода, не меньше. И на это время я освобожусь от ее порядкоутверждающего поведения. Ну, половина затеи удалась. Тоже неплохо.
И ведь какая прелесть получилась! Ни у кого такого нет! А у Шеллара целых три штуки! Я вот думаю: как так вышло, что миры вроде как одинаковые – ну, Луна, климат, растения очень похожие; и все-таки разные? Континенты разных очертаний, моря там, где в других мирах суша, и так далее… Эй! Вы это видели? – Жак ткнул пальцем в маленький островок, нарисованный рядом с симпатичным гигантским спрутом, - «Здесь зарыты сокровища». Блин горелый! Почему сокровища зарыты там, а я – здесь? - Жак обратился к мэтру, решив сходу получить ответ на заданный вопрос.
Мэтр, хищно раздув ноздри, прицеливался в один из кристаллов, разложенных на письменном столе Мафея.
- Вот оно, - прошептал маг. Жак притих. Не дождался комментариев, и осторожно подал голос:
- Что это?
- Дух. Странный дух. Не совсем еще мертвый… Сейчас увидим.
Маг сделал несколько взмахов руками, забормотал заклинание, «пожужжал-пощелкал», как прокомментировал Жак, и над кристаллом, зачарованным обнаруживать магическое наблюдение, поднялось белесое облачко.
Мужчина неопределенного возраста. Обрюзгший, оплывший, испитый. Русые с обильной проседью волосы спутанными прядями падают на лицо и плечи – очень широкие, богатырские плечи; измятый, некогда богатый камзол весь в жирных и винных пятнах; глаза… Только что они были закрыты, как будто мужчина крепко спал, сейчас они распахнулись – в красных прожилках, мутные, желтоватые, полубезумные - и призрак удивленно посмотрел на двоих, которые его побеспокоили.
Потом мир изменился…
- Что это? – переспросил Жак.
- Не знаю. Надо будет проконсультироваться с коллегами. Такой интересный случай…
- А что этому призраку здесь надо? Мне бежать, докладывать Шеллару, что обнаружили шпиона? Вообще, кто это?
- Не думаю, что это призрак-шпион. А сейчас мы закроем этому незваному гостю вход в наш мир… - Мэтр прицелился, и из указательного пальца его левой руки вылетела коротенькая остро-слепящая молния.
… Мирменялсяменялсяменялся…
Он рычал и рвал зубами собственную плоть. Ничего! Никакого эффекта! Степь с шелковинками-поводырями превращалась в болото, в молоко, в раскаленную лаву, а он не успевал нырнуть в то единственное облачко, которое бы вывело его к Карен.
Она стояла на другом берегу моря, и бесконечно грустно смотрела ему прямо в глаза.
Он звал ее. Звал…
Однажды Элор превратился в пыль. Миллионом осколков он пролетел над степью, и нашел Карен. Схватил ее за руку – пыль только царапнула кожу; уцепился за одежду, упал под ноги… Карен нетерпеливо отряхнула рукава, и принялась собирать шестеренки, разложенные на верстаке. Он звал ее, звал; возвращался, оставался…
Иногда Элор просыпался, и рядом оказывался или Кверин – подлый Кверин, который каждый раз отказывался развязать руки безумца, или Эди – эта только плакала. Страшнее было, что и во сне он чувствовал сковавшие его цепи, и задыхался, задыхался...
Потом он привык быть связанным.
Это было не так страшно по сравнению с мыслью о том, что Карен без него счастлива.
Заслышав стук каблучков почтенной мэтрессы, посетительница обернулась, и присела в реверансе по всем правилам этикета. Мэтресса Джоана кивнула, и приглашающим жестом велела садиться. Осведомилась, желает ли визитерша глоток коньяку.
Когда налитый в пузатые рюмки галлантский коньяк согрелся и был должным образом продегустирован, беседы потекла оживленнее.
- Я пришла просить о помощи, мэтресса. Мне порекомендовали вас как лучшего специалиста.
Джоана придирчиво посмотрела на девицу. Среднего роста, тощая… Причем не просто сухощавого и живого телосложения, которым славятся эльфы и лучшие танцовщики, а именно тощая, будто не ела досыта ни разу в жизни. Лицо на редкость некрасивое. Вернее, все наоборот. Лицо могло бы быть обычным, но хорошие пропорции и симметричные черты пасовали перед впечатлением, которое создавала болезненно-бледная кожа. Глаза, по контрасту с утомленной рожей, удивительно яркие и полные жизни. Волосы тщательно спрятаны под полагающимся добропорядочной горожанке чепцом. Одежда выдает уровень жизни – неплохой, надо сказать, уровень… «Мать моя! – подумала Джоана. – Где она такие брюлики отхватила?! Почему у какой-то горожанки они есть, а у меня, можно сказать, придворного мага, до сих пор не имеется?!»
Удовлетворившись осмотром, подтвердившим платежеспособность пациента, мэтресса благосклонно скомандовала начинать жаловаться на жизнь.
- Я переселилась в ваш мир несколько месяцев назад. Мне сказали, что переселенцы здесь не то, чтобы дело обыкновенное, но иногда такое случается…
Джоана согласилась. И все-таки, какой гений ювелирного дела сделал такие классные штучки?
- И меня преследует… Преследует призрак человека из того, другого мира.
- М-м? Вот как? И чего ему вдруг дома не сидится? Что вы ему задолжали?
- Ну, в частности, своих детей, - ответила Карен и спокойно, как будто все это - дело житейское, продолжала: - Я, знаете ли, была беременна, когда прошла через… мэтр Истран назвал это «стихийным порталом». И после рождения близнецов мне всё время кажется, что их отец – где-то рядом. Что он смотрит на меня и сыновей, наблюдает за каждым шагом, и это… - Карен запнулась. Потом уверенным деловым тоном продолжила. – Это сводит меня с ума.
- Вот как? – Мэтресса взболтала коньяк в рюмке. – А что, этот самый папаша – маг?
- Нет. Насколько я знаю – нет. И никто из его семьи, о которых я слышала, не обладал Талантом.
- У нас говорят – обладал Силой.
- Но… Ведь это вовсе необязательно, чтобы способности к магии передавались от отца – к сыну? – почему-то переселенке этот вопрос был очень важен, и Джоана решила съехидничать.
- Иногда от матери – к дочери. Впрочем, ладно. Берусь. Мои услуги будут стоить… - Подумав, мэтресса написала сумму на салфетке. Переселенка, и глазом не моргнув, достала кошелек.
[color=darkred]Они вдвоём вошли в клубящийся туман воспоминаний Карен.
- Ну, и где наш милый? – сыронизировала Джоана. Неподалёку – волшебница знала это наверняка – притаилась дверь в очень несимпатичное место, и поэтому задерживаться в поисках объекта ей не хотелось. Переселенка держалась молодцом, и вообще вела себя на редкость прилично, особенно учитывая степень нервного истощения, до которого ее довело внимание «призрака».
- Не милый, - прошептала Карен.
- Постылый? Не волнуйся, девочка, это – дело житейское. Сейчас тётя с ним разберется, и он больше не будет тебе мешать.
- Он мне не мешает. Совсем не мешает. Я просто хочу освободиться от него. Прекратить думать и вспоминать то, что могло бы у нас с ним быть… Стать свободной!
Мэтресса кивнула. Точно, дело житейское. Разошлись, как верблюды в пустыне. Теперь прикроем дверцу памяти, и будет все просто замечательно.
Субреальность подействовала на Карен благотворно: лицо наполнилось красками, тело стало энергичным и сильным. Девушка сделала несколько шагов, и дымка под ее ногами превратилась в мраморный пол.
… - Мой брат больше не нуждается в твоих… услугах, - прошипела рассерженной змеёй девица лет девятнадцати-двадцати. Ее красота отваливалась кусками, как ледяная корка, и тут же вырастала вновь, как чешуя дракона, не давая рассмотреть, что внутри, под покровом: гнилая мерзость или горячее сердце.
Карен-из-воспоминаний молча развернулась, и пошла прочь. Джоана краем глаза успела заметить ярко-синее море, мелькнувшее в дверном проеме, и зашептала, чтобы настоящая Карен не вздумала отвлекаться – им еще предстоит найти объект.
Девица-змея нервно шагала по великолепной зале какого-то дворца. Джоана просканировала несколько планов субреальности, и отважилась перейти к более активным действиям.
- Посмотрим, что у девочки в головушке… - пропела себе под нос волшебница, приблизилась к посреднику, и запустила нейронный щуп.
Субреальность поменяла очертания. Зал был тот же, только девица постарела лет на пятнадцать. Она сама сейчас стояла почти там же, где в первом воспоминании стояла Карен, и выслушивала неприятные слова от мужчины, занимавшего трон.
- Эди, я не могу позволить, чтобы ещё пять, десять, двадцать лет мы и наши дети жили такой же жизнью, как в последние годы. Я так больше не проживу и месяца. Я хочу, чтобы моя супруга была со мной – разве это много? Разве это неправильно?
- Шен, послушай…
- Я слушал тебя достаточно, - ответил непреклонный Шен. – Я слушал тебя пятнадцать лет. Я люблю тебя, но это потеряло всякий смысл – ты ускользаешь, как песок сквозь пальцы!
- Я тоже люблю тебя, но мой брат болен, и мой долг…
- Твой долг – быть рядом со мной. – подвёл итог дискуссии обиженный муж.
- И помогать брату, - прошептала Эди. Ледяная корка становилась всё толще и толще, грозя задушить мелькающие в глубине сущности женщины искорки.
– Похоже, тебе придется выбрать, какому долгу ты будешь следовать.
Джоана прокомментировала изумленной клиентке, чему они сейчас были свидетелями. Иногда так бывает при ментальном поиске незнакомого объекта. Или когда не известно доподлинно, жив человек или уже нет. Воспоминания посредника слишком яркие; их надо просто перетерпеть, и продолжить поиск дальше. Похоже, добавила волшебница, они уже в паре шагов от искомой цели. Мэтресса сосредоточилась.
Тот же зал. Эди в дорожной одежде наклоняется поочередно к детям: мальчикам лет 14 и 12, обнимает и долго держит в объятиях восьмилетнюю девочку.
- Мама, останься, - лепечет девочка сквозь слёзы. («Мама? - изумляется Карен. Но ведь у Эди нет детей! И почему она в Лиме? С Шеном?» Мэтресса шипит на клиентку)
- Можно остаться, - отвечает Эди, медленно превращаясь в мертвую глыбу льда. – Можно уйти. Надо только найти в себе смелости делать хоть что-то, пока другие сидят и ждут, пока всё за них решат боги…
И пока Эди-из-воспоминаний уходила, и Джоана профессионально радовалась прочности и ясности образом памяти посредника, старший мальчик бросился к отцу:
- Отец. Что вы намерены делать сейчас? – и ясно было, что будущий воин собирается требовать отнюдь не игрушечный меч.
Воспоминания Эди отыскали, наконец, к вящему удовлетворению мэтрессы Джоаны, ее братца – того, кто и имел несчастливую особенность беспокоить клиентку волшебницы.
Если использовать самое приличное из пришедших на ум выражений, братец выглядел ужасно. Мэтресса брезгливо сморщилась, и потому пропустила тот момент, когда посредник прикоснулся, наконец, к объекту.
Миг спустя Джоана поняла, что снова крупно вляпалась.
Объект стремительно изменился.[/color]
В полутемном кабинете Карен терпеливо и сдержанно ждала, когда волшебница выйдет из своего намагиченного состояния.
Саму Карен вышвырнуло из субреальности, как только Эди прикоснулась к Элору. Она только и успела понять, что ее утраченный возлюбленный изменился за прошедший год. Очень. И теперь осталось только дождаться, какого эффекта добьется почтенная мэтресса. Надеясь, что все случится к лучшему.
«Самая большая загадка магии, - любил философствовать Фаоэль, забравшись на спинку кресла, и наблюдая, как Карен работает над очередным механизмом, - что всех искомых последствий можно добиться и без нее. Но с ней почему-то интереснее. Парадокс, не находишь?»
Мэтресса находилась в субреальности вот уже пять часов. Отыскать в воспоминаниях Карен сначала Эди, а потом Элора, заняло всего сорок минут. Что же стряслось?
«А еще большая загадка в том, что когда всё происходит так, как мы хотим, нам сразу становится жалко того, что могло бы быть…» - смеялся остроухий. Лихо подмигивал. Небрежным жестом копировал изобретение Карен, на которое она потратила пару-тройку недель. Доставал лютню, и принимался складывать очередную песенку.
Мэтресса Джоана захрипела на своей кушетке, Карен подскочила к ней, помогла сесть, поднесла к губам стакан воды. От воды волшебница сердито отмахнулась, потребовав коньяку.
Выпила одним махом.
Карен молча налила еще. Она ждала.
- Ну что ж. Есть хорошие новости. Помер твой Элор, и беспокоить тебя больше не сможет.
У Карен дернулась щека.
- Вы уверены, ваше магичество? Элор еще молод, ему нет и тридцати…
- Ему, как я поняла, было уже хорошо за сорок. Может, меньше – но физиологический статус как у глубокого старика, все системы изношены… Слышала когда-нибудь, что время в разных мирах движется по-разному? То, что для тебя полгода – для них, оставшихся, лет пятнадцать-двадцать. И вообще, что за глупость – считать, что умирают только старики? Если тебе сто или двести с небольшим – самому ложиться в гроб, да?
Переселенка судорожно втянула воздух.
- Элор… умер?
- Как-то внезапно и сразу он помер. Я всего лишь успела его увидеть, прочувствовать, как он начал играть в ящик,– Джоана поморщилась. Сейчас предстояло самое неприятное и мерзкое в ее профессии. – Так что придется мне вернуть тебе часть аванса.
Карен молчала.
- Я не могу в это поверить, - наконец, прошептала девушка. – Этого просто не может быть…
- Не начинай, - грубовато одёрнула мэтресса. – Самое бессмысленное дело – притягивать призрак ушедшего. Твой милый-постылый именно так тебя и держал, в другой мир жизненные соки утягивал. Еще хорошо, что из детей энергию не начал пить.
- Он не знал, что у нас есть дети. Когда мы виделись в последний раз… даже я не знала тогда, что жду ребенка… Когда поняла, уже было поздно – его сестра сказала мне…
- Да, я слышала, – покачала головой Джоана. – Стерва.
- Нет, она хорошая. Просто не могла иначе. Не умела. А я… Вдруг поняла, что мне нет места рядом с Элором, с Эди, которую я считала своей подругой… Даже с Фаоэлем…
- Эльф? – деловито осведомилась мэтресса, наливая плачущей клиентке. – Плюнь, эльфы просто не созданы для верности…
- Фаоэль был моим лучшим другом, но в какой-то момент я поняла, что цели, к которым стремлюсь, для него ничего не значат, что я из друга и вдохновителя постепенно превращаюсь… в рабскую колодку, и я…
Когда Эди вышвырнула меня из жизни своего брата, я вдруг поняла, что мне просто нет места в том мире, в котором родилась. Потому и согласилась командовать флотом.
- Ты командовала флотом? – удивилась Джоана. – За это надо выпить.
- Я не имела права отказаться. После того, как сняли осаду с Лима и других Вольных городов, кто-то продолжал науськивать орков на другие поселения людей. Флот должен был уничтожить несколько пиратских баз, которые снабжали орды орков, перевозили пленников, доставляли магические артефакты… Надо было найти – почему-то к ней было демонски трудно подобраться, и нейтрализовать Морскую Крепость – это такой остров, на котором шестьсот лет назад обосновалась Гильдия Черных Магов. Фаоэль называл их «техномагами», не знаю, есть ли в этом мире такое…
- Всё учесть невозможно. За это тоже стоит выпить.
- Я знала, что умру, - шепотом продолжала Карен. - Знала, что умру молодой, с тех пор, как гадалка отказалась мне рассказывать о будущем – поняла, что его нет. Потом, когда узнала о ребенке, мне хотелось все бросить, уехать куда-нибудь, может быть, в Лим, может, поближе к эльфам, но дезертировать с войны, отступить от битвы – значит предать. А предавать…я так и не научилась.
А потом я узнала, что… - Карен пыталась справиться со слезами, но безуспешно. – Что Элор женится, чтобы получить голоса баронов, которые должны были утвердить его наследником княжества! О боги! Я желала ему смерти!
Мэтресса Джоана, и.о. придворного мага Голдианы, решила оскорбиться.
- Уговора такого не была, и вовсе я никого убивать не собиралась. Подумаешь, запереть воспоминания… От этого не умирают, говорю как эксперт.
- Я хотела, чтобы он умер. Это я во всем виновата…
Джоана сочувствующе погладила по плечу рыдающую девушку. Сказать, от чего умер драгоценный Элор, или не сказать? Да уж, вопрос…
Его разбудил осторожный стук в дверь. Поначалу Октерон, уставший после дневного путешествия, подумал, что послышалось, и попробовал перевернуться на другой бок. Потом решил, что не стоит прятаться от судьбы в подушку, встал и выглянул на сонную ночную улочку.
Поздний гость поднял зажатый в руке фонарь, позволяя рассмотреть свое лицо. Да уж, не ждали.
- Проходи…
- Я не один.
- Вижу. Чего зубами стучишь, замерз?
Подросток сделал вид, что не слышит вопрос, который мог бы умалить его достоинство. Вошел вслед за отцом, осторожно, с краю, присел за широкий стол в трапезной нише, судорожно сжал поля шляпы.
- Посмотри, с чем мой сын ходит ночью улицам города, - мужчина выложил сверток.
- Давненько не виделись, твоя честь, - сказал Октерон. – Гляди-ка, и детки у тебя подросли. И сами гулять ночью выходят, - тонкие пальцы, унаследованные от предка-эльфа, ловко развернули кусок шелка. Хозяин дома повертел перед пламенем свечи золотую с жемчужинкой сережку, из тех, что недавно вошли в моду среди молоденьких дочек зажиточных горожан Вольного города.
– Вечером я зашел проведать детей, - печально прокомментировал Шенквартон де Лим. – И увидел, что шкатулочка с безделушками, которую мы с женой дарили Шеди, пуста. Можешь гордиться братом и сестрой, Энк, они стояли за тебя горой, молчали даже под страхом порки.
- Я так понимаю, налицо сговор и действия преступного сообщества, именуемого в просторечии бандой, - засмеялся Октерон.
- Может, сейчас скажешь, что искал на улице Лекарей?- спросил Шенквертон сына. Тот нахмурился, и промолчал.
- Вы что, пришли сюда выяснять отношения? Вам дворца Наместника мало? – спросил негостеприимный хозяин, и демонстративно зевнул.
- Мы пришли просить тебя о помощи. Я пришел, - уточнил Наместник Вольного города Лима. – Мой сын замыслил убийство. Нам… - ночной незваный гость повторил, выделяя голосом: - НАМ нужен очень хороший яд.
- Может, все-таки сначала попробуем порку? – невесело ухмыльнулся Октерон.
- Боюсь, для более мягких мер время уже прошло…
Оттаяв и отдохнув после истерики, Эди де Лим оказалась очень даже свойской подругой. Ну, конечно же, о вассале Его Величества, супруге Наместника… и так далее, говорить следовало иначе, высоким штилем, но рабочий день закончился, и Королевский следователь позволил себе расслабиться.
Княжна отпивала вино маленькими глоточками, грызла спелое зеленое яблочко, смеялась над шутками Домира, сама рассказывала забавности о шалостях своих детей, курьезы из жизни купечества Лима, знати Жакана…
О делах, по обоюдному согласию, решили пока забыть.
Господин Коото переписывал протоколы, искупавшиеся в чернилах. Королевскому следователю по рангу и статусу положены два писца, но разве ж современная молодежь умеет работать? Разве она понимает, какая это ответственность? Придумала себе занятие – украшать четкие буквы изысками, росчерками да завитушками, и называет это «каллиграфией». Тьфу.
Эпоха расцвета искусств и ремёсел, чтоб им…
Двадцать лет тому назад всё было по-другому. Старики скажут, что и небо было голубее, и песни звонче… А еще, не будем забывать, на каждой горке сидел свой Владетель, барон, виконт, герцог – и усиленно доказывал, что он тут самый главный. О Короле вспоминали только тогда, когда платили налоги, то бишь плохо или никак.
Время-время, никого ты не щадишь…
Семь сотен лет назад Династия разделилась на три ветви. Первая вымерла во время Белого Мора – страшной эпидемии магического происхождения, время от времени повторяющейся в землях людей. Почему-то она всегда начиналась именно в землях людей, хотя перед этой угрозой равны были и другие разумные расы. Вторая ветвь Королевской Династии скомпрометировала себя ужасным скандалом - занятиями черной магией. Третья ветвь, которая с основания Королевства была очень далеко отодвинута от трона, оказалась привязана к уделам – княжествам, герцогствам, малым владениям, которые то увеличивались, то уменьшались, в зависимости от того, как повезет с захватническими намерениями соседей или с удачным браком наследников. Между потомками Династии возникла такая грызня, и такие склоки, что мирно решить, кто более имеет право на трон, оказалось невозможно.
Выжил, как это водится, сильнейший. Хороший Король был, что и говорить. Помогло ему тогда купечество Лима, Льера и опомнившегося, что громадные прибыли пройдут мимо, Теосфета. С тех пор города получили гордое прозвание Вольных. Уже четыре сотни лет с тех пор по Королевству ходила шутка, что не Вольные города служат Королю, а Король выплачивает проценты - отрабатывает свой титул Вольным городам. За эту шутку полагалось тридцать «солёных» ударов плетью; после десяти преступник попадал в лечебницу на две недели, после двадцати – на три месяца, а с двадцати пяти мог и душу отдать богам…
Сосредоточившийся на записях Королевский следователь недовольно поморщился, когда умиротворенную тишину Малого Зала Приемов нарушил стук спешно открываемой двери.
- Октерон – значит полукровка полукровки полукровки. – сосед по скамье невесело усмехнулся, пожал исполосованной спиной, и добавил, вроде как извиняясь. – Там, откуда я родом, не дают забыть о происхождении.
- Шен.
На плечи опустилась плеть, и разговоры пришлось оставить.
Первый месяц Шенквертон надеялся, что отец заплатит выкуп. На второй месяц надежда умерла, и осталось только жгучее ощущение пустоты в желудке. Когда выдавали бобовую похлебку и не били, Шенквертон де Лим был счастлив, как на празднике Середины Лета. Боги, во что он превратился всего за два месяца!
Третий месяц на галерах раб Шен прожил только благодаря соседу, Октерону. Его шуткам, едким замечаниям, его магии – слабенькой, но достаточной, чтобы зашептать самые сильные раны.
Вчера на борт галеры поднялись орки. Южане приветствовали их, как дорогих гостей; те держались уверенно, и отдавали приказы, которым прежние хозяева подчинялись беспрекословно. Вечером орки бродили между рабов, ощупывали, выбирали самого крепкого, и то, что случилось потом…
Октерон сосредоточенно колупал замок, которым его кандалы крепились к общей цепи, сковывающей всех рабов одного борта корабля. Сосед со скамьи напротив - Рябой, - следил и подал знак, когда надсмотрщик приблизился.
- Проклятье! Не получается! Ну почему я не гном! Получись, получись же…
- Корабль, - проговорил Шен.
Несколько минут спустя хозяева галеры тоже заметили приближающийся парусник.
Парусный флот был только у Вольных городов и эльфов, а значит…
Орки забегали по палубе, прилаживая луки и прочее абордажное снаряжение. Шену захотелось плакать – всего три месяца назад он на таком же замечательно-красивом корабле покинул Теосфет, и поэтому очень хорошо знал, что будет, как только галера работорговцев нагонит парусник. Сейчас чужому кораблю помогает попутный ветер, но стоит или ветру стихнуть, или паруснику повернуть вон к тому маленькому островку, где сильное течение поможет галере развернуться и подойти ближе…
Корабль повернул к островку. Надсмотрщики заорали, приказывая грести сильнее. Сердце Шена вырвалось из груди и полетело к паруснику. Боги, помогите! Пусть никто сегодня не умрет! Орки и южане носились по палубе, готовясь к короткому победоносному сражению.
- Тихо, – прошептал кто-то у самого уха. Шен скосил глаза.
Рядом, аккуратно спрятавшись за неширокую спину Октерона, притаилась девчонка. Тощая, некрасивая, мокрая. Она грозно посмотрела на Шена и добавила:
- Сидеть тихо, понял? Передай другим. Готовность по моему сигналу.
Морская гостья осторожно пододвинула поближе замок и начала ковыряться в нем согнутой проволокой.
Галера двигалась, и вот уже парусник в пределах досягаемости орочьих стрел. Говорят, эти нелюди смазывают наконечники каким-то ядом, который отравляет человеческую кровь…
Главный орк проорал приказ, и в воздух поднялась туча черных стрел.
Парусник, как только его коснулась первая из них, растаял.
- Иллюзия? – переспросил Рябой. Хотя пояснений не требовалось.
Орки завопили, злые от того, что их обманули. И тут из-за островка показалось еще три корабля.
Капитан-южанин, стоя на палубе почти над головой Шена, быстро объяснял старшему из орков, что, скорее всего, корабли тоже не настоящие. Один, или даже два – иллюзии, и надо продолжать стрелять, чтобы определить, какой же корабль настоящий, и только тогда – подождав, господин хороший, и очень правильно выбрав момент, - начинать захват приза.
Девчонка тихо, как мышка, продвигалась вдоль цепи, освободив уже четыре скамьи. Гребцы, заметившие такого «пассажира», догадались, что парусники дежурили у островка не случайно, что сейчас придет помощь, и, на удивление спокойно ожидая свободы, прятали нежданную помощницу. Сам Шен, а рядом и Октерон, уже свободные, примеривались, кого убьют первым, после того как команды парусников пойдут на штурм.
Шен молился всем богам, чтобы это парусники его отца, Наместника Лима, сейчас сторожили галеру работорговцев.
Орки начали вразнобой стрелять по трем белопарусным кораблям. Внезапно поднялся ветер, и ни одна стрела, пусть даже пущенная из самого тугого лука, просто не могла достичь цели. Во взбурливших волнах затрещали весла, и надсмотрщики заорали рабам грести осторожнее. Капитан проклинал неведомых магов, испортивших такой хороший план, и просил уважаемых господ орков ждать, когда безумцы сами подойдут достаточно близко. Точно – в ближнем прицеле сильный ветер просто не успеет сбить летящую стрелу. Или успеет?
До ближайшего корабля осталось совсем немного. Девчонка пробралась до конца ряда, примерилась, перепрыгнула палубу и принялась отпирать кандалы гребцов левого борта.
Парусники стали брать галеру в кольцо. Ветер, мешавший стрелам, превратился в средней силы ураган. Капитан захохотал. Он стоял на носу, показывая оркам пальцем на парусники, и, отчаянно сквернословя, пояснял, что ветер в такой ситуации может использовать только круглый идиот! Галере ветер ни почем! Сейчас глупый маг это узнает!
Воины сосредоточились на корме и носу, готовясь, как только корабли сблизятся, рвануть, засыпать противника стрелами и копьями. Уродливые ноздри расширились, опасаясь упустить первый, самый сладкий, запах попавшейся добычи и свежей крови…
Двое орков, которые почему-то не спешили принять участие в драке, остановились, и стали смотреть, как тощая девчонка сосредоточенно работает над искореженными и проржавевшими замками на невольничьих оковах. Почувствовав взгляд, она подняла голову, повернула проволочку в последний раз и…
Переход был не заметен глазу: вот она сидит на корточках внизу, у скамьи гребца, вот она уже на палубе, точно между двумя орками. Один из них успел крикнуть, прежде, чем стать мишенью для десятка стрел, выпущенных сородичами.
Шен услышал чей-то дикий вопль, и бросился на врагов, размахивая обломком невесть когда и как сломанного весла. Потом Октерон клялся, что кричал сам Шен, но, видимо, шутил, как обычно.
Схватка на галере была короткой и очень грязной. Краем сознания сын Наместника удивлялся, почему вмешательство команды парусников всё задерживается и откладывается. Впрочем, ненависти бывших рабов оказалось достаточно.
Когда все кончилось, Шен посмотрел на парусники… и увидел, как в маленькой шлюпке, такой хрупкой на фоне безбрежного пустого моря, к галере подгребает одинокий эльф.
До Рябого смысл зрелища дошел не сразу.
- Это что, никаких парусников не было? Нам что, никто не собирался помогать?
- По-моему, нам грех жаловаться, - примирительно сказал Октерон, зажимая побитые ребра.
- Ну да, это ж твой «родственничек» все придумал! Додумался! Подослал какую-то уродину, - Рябой кивнул в сторону морщившейся и очень побито выглядящей девчонки. - Чтобы она, значит, его полюбовничка освободила…
- Закрой рот, - посоветовала девчонка.
- С какой стати? Вы подвергали мою жизнь опасности! Вы меня чуть не убили!
- Орки тебя убили бы вернее, - заметил Октерон. – И не только убили.
- В ближайшем порту меня бы выкупили! А вы… Горстка идиотов! Да кто вы такие! Ублюдочьи дети! Я вас в кандалы-то верну, пиратское отродье!
Рябой перегнулся через борт галеры и заорал в сторону приближающегося эльфа. – Остроухие паразиты! Так-то вы соблюдаете Договор о нейтральности границ и неразделимости моря! Ужо вам не поздоровится! Уж на этот раз вы узнаете, как лезть в наши человеческие дела!
У Октерона заиграли желваки на тощих щёках. Девчонка скривилась, и крепко сжала рукоять ножа.
- Я, между прочим, не последний человек при дворе Его Величества! И вы будете выполнять мои приказы! - повелительно рявкнул Рябой на бывших рабов. - Я требую, чтобы вы сей же час сдали оружие и присягнули мне, как верному слуге Короля! Я ему все расскажу, кто смеет нападать на союзников Короля! Вы еще узнаете, кто такой…
Шен воткнул меч, отобранный у капитана-южанина, в живот верному человеку Короля.
Посмотрел в спокойные глаза лучшего друга, пояснил:
- Некоторые вещи просто должны быть сделаны. И сделаны правильно.
Первой в Малый Зал ворвалась Шеди. Девочка бросилась на шею матери, предоставив братьям и отцу соблюдать глупые формальности приветствия.
Королевский следователь раскланялся с Шенквертоном де Лимом. Старшие дети Наместника оказались прекрасно воспитаны, и поклонились не только господину Коото, но и Домиру, который от такого политеса разве что не покраснел.
Следом за семейством Наместника в Малый Зал вошли еще люди. Одного Коото знал – барон Кверин. Остальные бегло представились сами: главный конюший, распорядитель охоты, казначей… Они что, все сидели под дверью, и ждали, когда можно будет освистать выводимую под конвоем княжну Эди? Или чего они ждали?
Шенквертон де Лим сдержанно поклонился жене, и взял ее за руку. Подобным жестом, как считал Коото, пристало лекарю мерить пульс у больного, но Наместнику, хотелось верить, виднее, как выражать свои чувства к жене.
- Я скорблю о твоей утрате, Эди. Позволь мне разделить твою печаль.
У Коото увлажнились глаза. Домир шмыгнул носом. Шеди и Элвертон прижались поближе к матери, Энк, на правах взрослого, сохранял мрачный вид.
В Залу вошла княгиня Лия.
Все жаканцы, как будто долго и тщательно репетировали сцену, склонились перед вдовой Владетеля.
Вдова подошла к трону и остановилась, ожидая, пока ей не уступят место.
Ожидание затянулось.
Поросячьи глазки на упитанном личике барона Кверина метались по углам треугольника, которые образовали Коото, сидящий в креслице за своей конторкой и болтающий ногой, Эди де Жакан де Лим, сидящая на троне своих предков, и княгиня Лия, стоящая перед троном.
Прадедовский меч на стене поблескивал холодной, жадной до схваток сталью.
Обстановку разрядил Домир, приволочивший какой-то вылинявший сундук, и чуть ли не силой усадивший на «это» вдовую княгиню.
Мысленно Коото облизнулся в предвкушении зрелища, как кот, который следит за поставленной на край стола миской сливок. Ближе, ближе…
По сравнению с царственной красотой Эди Лия выглядела никак. Среднего роста, с расплывшейся талией, волосы невнятного цвета, черты лица… Может, в молодости она и считалась красавицей, но сегодня - нет. Ни в коем случае. И, кстати, следов нездоровья, из-за которых не состоялась ее беседа с Королевским следователем, не видно.
Лия умиленно посмотрела на сестру своего мужа, и покачала головой.
- Ты жутко выглядишь, Эди. Ты устала? Господин следователь, вам не следовало так утомлять мою сестру. Не следовало…
Больше всего Коото боялся, чтобы разговор не пошел в стиле …э-э… Победительницы Черной Пасти. То есть – меч в глаз, и точка. И поэтому поспешил вмешаться; зажурчал медоточиво:
- Мы сожалеем о том, что заставили вас волноваться, ваше величество.
- Ну что вы! Это же мой долг – позаботиться о сестре, как она заботилась обо мне! Мой драгоценный Элор и я всегда так радовались, когда Эди приезжает! – и свита княгини, как по команде, закивала головами. Радовались, радовались. – Вот только нам так редко удавалось увидеть племянников. Энк, милый мальчик, подойди к тёте! Как жаль, что дядя не видит, какой ты стал высокий и взрослый!
Энк сделал пару шагов к тётушке, и споткнулся о ноги Домира. Коото подскочил, как подстреленный заяц, помог мальчику подняться с колен, угрожающе пообещал Домиру ад и десять преисподних, если он хоть раз еще позволит вести себя неподобающе!.. Посмотри – сын Наместника разбил нос!
Лия обеспокоено квохтала, и все настаивала всучить свой кружевной платок. Домир демонстративно взял платок, скомкал, приложил к травмированной части лица, и вывел мальчика из Залы Приемов вместе с сестрой и братом. Меж тем жаканских баронов, наконец, «поперло».
- Ваше высочество! – воскликнул какой-то умник. – Что же нам делать?
- Делать? – величественно вернула на место мраморную маску княжна. – Я собираюсь похоронить своего почившего брата. По обычаю предков, с мечом в руках. Могу ли я выслушать ваши предложения, господа, какой из своих славных клинков брат полагал взять с собой? Он оставил какие-то распоряжения? С твоего позволения, сестра, - «спохватилась» Эди. – Элор не только мой брат, он мой товарищ по оружию. И мой долг… - княжна запнулась и посмотрела на мужа. – Мой последний долг Элору – похоронить его.
Баронство зашумело. Кто-то имел глупость действительно начать вспоминать те клинки, которые Элор считал достойными. Но большинство верно определили, куда подул ветер.
- Мы, собственно, о другом хотели узнать… - прокряхтел какой-то седой ветеран. – О наследовании Владетелю. Вы уж простите, что ведем об этом речь у непогребенного тела, но раз уж вы все здесь…
- Владетеля утвердит Совет Лучших Жакана, - подал голос Шенквертон де Лим. – Ведь обычай таков? Совет подтверждает права на трон сына Владетеля, или ближайшего кровного родственника мужского пола, или тому, кому Владетель посчитает нужным завещать заботу о Жакане, и приносит клятву верности новому Владетелю и Королю. Или я ошибаюсь?
- Но ведь Элор того… Не оставил сыновей-то…
- На этот раз, - пропела Лия, и обняла свой живот. – У нас обязательно родится мальчик… Бедный Элор! Он не увидит своё долгожданное дитя…
Глаза Эди занялись драконьим пламенем.
В этот момент дверь распахнулась, и в Зал ворвался Элвертон. Мальчик был бел, как будто обсыпал лицо мелом. Он бросился к родителям и проговорил, задыхаясь и едва не плача.
- Энк умирает… Мама, помоги!
Эди бросилась вон.
Шенквертон схватил сына и затряс его, выспрашивая, что случилось. Мальчик, стуча зубами, мямлил, что, не дойдя до покоев, брат вдруг упал, потерял сознание, забился в судорогах, и…
Элвертон опустился на пол, и заплакал, размазывая слезы по щекам смятым кружевным платком. Шенквертон де Лим, сжав челюсти, нехорошим взглядом заскользил по толпе жаканцев.
Коото почувствовал, что пора и ему вмешаться в события.
- Позвольте, молодой человек, - неслышно подкрался он к Элвертону де Лиму, и выхватил тряпицу, покрытую ярко-красными пятнами крови. – Это ведь тот платок, что дала ваша тётушка Энку, чтобы остановить кровотечение?
Первым сообразил Наместник Лима.
- Яд! Ты, змея, - обвиняющий перст ткнул в княгиню. – Ты отравила моего сына!
Лия удивленно распахнула глаза. Даже, кажется, покраснела:
- Шенквертон, возлюбленный брат мой! Скорбь помутила твой разум! Поверь, я не умышляла против твоего сына! Он дорог мне так же, как и…
- Тварь! – взрыкнул де Лим. Жаканцы, онемевшие от предположения, что их княгиня – отравительница, поспешили вмешаться, и едва не стали мечами доказывать, что наименование «твари» ей не пристало совсем.
- Ваша светлость, успокойтесь. Мне понятно ваше горе, ваше отчаяние… Но закон есть закон! И закон защитит ваши интересы. Сейчас вернется мой помощник, и мы проведем тщательный анализ платка на наличие пропитавших его ядов, и тогда, если Наместник будет настаивать на обвинении, мы сможем арестовать княгиню.
Глаза кроткой Лии на мгновение озарились вспышкой удовольствия.
- Я знаю способ лучше, - отрезал предложение следователя Шенквертон.
Он по-хозяйски прошелся и уверенной рукой сорвал со стены прадедовский меч. Прежде, чем кто-либо успел сделать шаг, Шенквертон взмахнул клинком, и Лия взвизгнула, зажимая поцарапанную руку. Уже не вполне контролируя свои эмоции, женщина злобно окрысилась на родственника.
Де Лим поднял меч (жаканцы расступились) и протянул левой рукой кружевной испачканный платок:
- Перевяжите рану, сестра.
Жаканцы обратили свои усатые, бородатые, тщательно наеденные лица к своей вдовствующей княгине. Ей оставалось только взять платок, и приложить его к ране, чтобы доказать свою невиновность.
Почему-то она не спешила этого делать.
Все присутствующие застыли в молчании.
Поняв, что сражаться с неприятелем ей придется в одиночку (мерзкие крысы! И за что она столько лет терпела их в своем дворце!), Лия приступила к уговорам.
- Шенквертон, ты же…
- Бери платок, - повторил де Лим. Наверное, именно так он выглядел шестнадцать лет назад, когда привел гномов и морских разбойников сражаться под стены Вольного города Лима. Так выглядят люди, возвращающиеся спасать город, в котором жители, умирающие от голода, распяли его отца. За то, что собирался сдать людей оркам в обмен на собственную никчемную жизнь.
- Возьмите платок, госпожа! – подал голос все тот же седой ветеран. – У вас все руки в крови!
Руки Лии непроизвольно дернулись. Жаканцы потихоньку начали отступать от своей бывшей правительницы.
Шенквертон, наоборот, наступал. Пока не уперся мечом в ямку на шее женщины.
- Платок.
- Ты не можешь так поступать! – завизжала Лия. Коото улыбнулся. – Я могу быть беременна! Убив меня, ты погубишь невинную душу!
- Коото, арестуйте эту тварь, - устало подытожил де Лим. – Она знает, что платок отравлен. Именно она его и отравила. И убила сына…
- Княгиня Лия, вдова Владетеля Жакан, властью Короля и его словом я налагаю на вас арест. Вы предстанете перед судом Короля по обвинению в убийстве, - торжественно начал речь Коото. – Вас закуют в железо, и в клетке отправят в Столицу, где будут содержать в тюрьме все время, необходимое следствию…
- На дыбу ее! – выкрикнул кто-то из законопослушных жаканцев.
- В казематы!
- Отравительница!
- Бесстыжая тварь! – крики постепенно нарастали, плотным коконом заполняя пустоту вокруг немолодой проигравшей женщины и приставившего к ее горлу меч истощенного несчастьем рыцаря.
Лия сделала шаг, и славное лезвие пропороло ей горло.
Барон Кверин опустился на колени рядом с умирающей.
- Что случилось? – раздался встревоженный голос. Присутствующие обернулись к стоящей в дверном проеме Эди.
- Она созналась в преступлении, и предпочла быструю смерть поискам истины, - прокомментировал Коото. – Ваше высочество, я сожалею о…
- Он жив! Шен, слышишь! Господин Коото! Он жив! – серые глаза Эди лучились счастьем. Как она была красива! – Хвала богам, Домиру удалось спасти его! Ваш лекарь просто волшебник! Будь вы благословенны, господин Коото, за то, что привели его в мой дом! – и супруга Наместника бросилась расцеловывать Королевского следователя.
- Да я, собственно… - смутился Коото, и с охотой подставил пухлые щеки.
Домир весело насвистывал, ёрзал в седле подаренного Эди породистого жеребца, и напевал куплеты известной песенки о тяготах нелёгкой жизни маленьких колючих обитателей леса. На сто четвертом припеве Коото не выдержал.
- Ну, и кто тебя просил? Ты, как всегда, эльфийская твоя душа, прыгаешь в кусты, а мне за тобой разгребать кучи дерьма!
Домир-Октерон захохотал и достал из кармана очередной кусок пирога. Завернутый в кружевной платок, более подобающей знатной даме, чем судебному лекарю. Закусил от души огромный шмат, и промычал нечто не понятное.
- Учишь тебя, учишь, и все без толку! Я тысячу раз повторяю: следствие – дело тонкое. Наказание преступников должно быть адекватно преступлению. Никто не должен нарушать закон ради собственной выгоды. Это и тебя касается! И что ты все время жрёшь!..
- Да ладно… Сам-то, сам… Вон какое пузо наел. А когда мы в Лим вошли – тощенький был, страсть! Я думал, тебя Карен пополам переломит, когда вы обнимались там, на площади перед дворцом; а ныне, посмотрите-ка на нас слева…
- Дядюшка Коото! Вы живы! – визжит Карен, и бросается ему на шею. Всегда сдержанная, скромная, умеренная в чувствах Карен сияет ярче солнца. Коото плачет, прижимая к сердцу эту девочку, которая совершила невозможное: выполнила обещание, привела помощь. Объединив степняков Жакана, морских разбойников, гномов, эльфов, и даже добыла откуда-то Королевскую армию.
Некоторое время Домир отшучивался, а Коото его воспитывал:
- Ты с твоим приятелем Шеном зарываетесь! Видят боги, зарываетесь! Неужели так трудно было меня предупредить! Я чуть не помер от разрыва сердца.
- Не-а, - присмотрелся Октерон к следователю. – Если и умрешь, то лет через двадцать. Живучий ты, дяденька… Карен, что ли, своей живучестью с тобой поделилась?
Это Шен придумал, как Лию ущучить. И правильно – хитрые смеси баба использовала, ни почем бы не словили иначе… У Элора внутри к нашему приезду всё уже того, ну... Вступило в необратимую реакцию.
- Фу! Ты же ешь…
- Так не Элора же.
- Шутник. Кстати, чем же Лия его травила?
- Практически и не травила. Галлюциноген – крепенький такой растворчик, был, но не ядовитый. И приворотно-возбуждающее. Ты верно заметил тогда, - уважительно поцокал зубом Домир. Зуб был здоровый, и цокал им наследник шустрого племени эльфов только из необходимости практики для поддержания образа. – Восемь детей за пятнадцать лет не каждый мужик потянет, а тут еще от нелюбимой бабы. Вот она и давала – слабое приворотное, плюс возбуждающее, плюс галлюциноген, чтобы, значит, Элор видел не ее кислую морду, а кто там ему больше по нраву… Но в сочетании с подавляющими волю отварами получался очень странный эффект. Эди, пока вы курлыкали, ничего такого не рассказывала?
- Например?
- Ну, три наговора разной направленности, плюс магические компоненты зелий в нескоординированных пропорциях, могли дать тот фон, который я учуял. У Элора могли вдруг активизироваться стихийные магические способности.
- А я думал, драконья кровь постаралась…
- Точно! – с размаху хлопнул себя по лбу Домир. – Драконье проклятие всегда искажает магическую субреальность прямого потока!..
- Меня-то хоть не лечи, - скривился Коото.
- Нет, ты послушай! Если взять за вектор шестое преломление и повернуть…
- Ему пятнадцать с лишним лет снилась девушка, которая умерла, - произнес Коото с ноткой сочувствия в голосе. Он действительно сожалел о том конце, который судьбой был уготован храброму рыцарю. - В этих снах она жила счастливо в другом мире. А он просыпался, видел тех, кто был рядом, и сходил с ума. От этого действительно можно сойти с ума…
- В другом мире, говоришь? Ну, и как оно там, у эльфов?
- Эльфов? – не понял Коото. – При чем тут эльфы?
- Эй, дядя! Ты забыл? Наш остроухий приятель Фаоэль, и прочие его родственники, раздосадованные несовершенством людей и своими попытками их исправить, семь лет назад отправились искать другой мир, в котором могли бы жить по своим законам и разумению. Деревня! Это означает, что…
- Что другие миры существуют, - побелевшими губами продолжил Коото. – И Карен действительно жива.
- Карен? Наша Карен?
Некоторое время путники молча ехали рядом, нарушая тишину топотом копыт и бряцаньем уздечек.
- И что же это значит? – недоуменно пробормотал Домир-Октерон.
- Эй! Это что получается, не Лия спровадила Элора на встречу к богам?
Коото пришпорил коня.
- ДО того, как родит наследника? Фи, она же не была дурой.
- А мы с Шеном…
- Ты и твой приятель поступили правильно. Хотя и несколько театрально. В странствующие комедианты податься не думал? Лия действительно отравила платок, который ты, кстати, напрасно используешь вместо салфетки…
- На меня не подействует. Я сто раз тебе говорил: у меня исключительный иммунитет к ядам и наркотикам. Хоть какая-то польза от того, что прабабушка гуляла с эльфом.
- И если бы не твой с Шеном спектакль, она совершенно хладнокровно отравила бы мальчиков в другой ситуации. Это, кстати, косвенно подтверждает те подозрения, которые я еще десять лет назад сформулировал относительно смерти ее двоюродного дядюшки, так кстати оставившего ей громадное наследство. И, если вспомнить, сиделкой при покойном Владетеле Эде тоже была эта скромница… Как тебе такой расклад?
- Ни … себе…
- Истинные Преступления никогда не совершаются впопыхах, торопливо, внезапно. Они всегда взвешены и обдуманны, тщательно просчитаны, и совершаются для того, чтобы малой затратой обрести максимальную выгоду.
Октерон подумал над словами старого друга. Не понял.
- И что? Мы должны догадаться, кому еще выгодна смерть Владетеля Жакана? Сестра получает … э-э… избавление от страданий, и себе, и ему. Лия получает, то есть получила бы, контроль над страной, далеко не бедной… Шенквертон… Неприятно об этом говорить, но он после смерти Элора наконец-то перестанет расставаться с женой… О ком из них ты говоришь? Учти, всё, что сделал Шен, он сделал с моей помощью. Я…
- Когда ты научишься пользоваться содержимым своей головы! – возмутился Коото. – Смерть Владетеля Элора, учитывая проклятие, заклятия, постоянное отравление чрезмерными дозами магических трав и неизбывное чувство вины, абсолютно естественна! Я говорю о другом преступлении!
- Каком?
- О смерти Карен!
Музыкальная шкатулка пропела несколько тактов героической баллады великого Эль Драко, и сверкающий золотым панцирем паладин проехался по кругу на своей серебряной лошадке.
Старший восхитился, залепетал, поощряя мать повторить развлечение. Младший, не тратя времени на слова, потянулся, и Карен поспешила схватить только что законченное творение на руки.
- Не шалите, - строго погрозила она. – Маме нужно закончить работу в срок.
Младший усилием тянул из рук шкатулку, и поэтому Карен была вынуждена принять более суровые меры:
- Ваш дедушка, добрый гном Цаккен, был бы очень не доволен, что вы мешаете маме работать.
Младший, в возбуждении от схватки с цепкой рукой родительницы, забылся, и пнул братца ножкой. Братец возмутился, и почти сразу же в опасной близости от Младшего начала распространяться волна жара.
Карен спокойно, не создавая паники, подхватила всегда стоящее наготове ведро с песком, и посыпала Младшего, его креслице и ближайшие половицы.
На этот раз повезло. Жар не достиг нужной концентрации, и возгорания не произошло.
А Младший-таки успел схватить шкатулку, и теперь держал ее неловкими пальчиками. Изделие оказалось слишком тяжелым, оно выскользнуло, и…
И очутилось в более крепких руках Старшего. Вернее, не руках, Старший вот уже неделю как научился удерживать вещи взглядом.
Карен опустилась на колени, чтобы смотреть сыну прямо в глаза, и произнесла:
- Учись действовать руками. Пригодится.
Младший понял так, что брата за что-то наказывают (вообще-то, почти угадал) и решил внести в свою лепту. Волна жара пошла уже от второго близнеца к первому. Воспламенять взглядом Младший умел раньше и лучше, чем братец, поэтому рукав нового платья Карен занялся ровненьким веселеньким огоньком за какую-то долю секунды.
Ведро на изготовку…
- Так. Нельзя. Поступать, – отчеканила Карен, смотря уже в глаза второго сына.
Малыши поняли, что забавы не будет, и захныкали. Карен, сетуя на свое непедагогичное поведение, сдалась.
Разложила на верстаке инструменты, расставила тигли, тисочки, формочки, наковаленку, мотки медной и серебряной проволоки. Как говорил воспитавший ее старый добрый гном Цаккен, нет лучшей забавы, чем хорошая работа. Малыши, которые толком не научились еще разговаривать, на молоточки, шлифовальные круги, щипчики и прочее смотрели, как жадина – на медный грош в чужих руках. Карен придвинула пару детских креслиц поближе, и отошла, чтобы не препятствовать экспериментам.
Оловянная пуговица медленно плавилась под взглядом Старшего. Младший поднял напильник, повертел его, потом заинтересовался формочкой, в которой Карен позавчера отливала фигурные пряжки одной дворяночке. Короче, малышам было чем заняться.
Карен штопала прожженный рукав, и думала, что ей очень повезло. Все могло бы быть гораздо хуже… Или всего этого просто могло не быть.
Элор, мы так и не попрощались. Тем утром я ушла в море, а ты…
- Из Королевского дворца не видно моря, - подсказал Королевскому следователю Его Величество.
Коото отпрянул от окна, в котором он действительно высматривал скрывшееся за многими лигами море, и поспешил склониться в глубоком изящном поклоне.
Его Величество милостиво махнул рукой.
- Не томите, любезный Коото. Я вот уже четвертый день прибываю в волнении о том, что случилось в Жакане, и жду не дождусь вашего доклада. Что же произошло? Что случилось с Владетелем?
Король удобно устроился в кожаном кресле, и проницательные темные глаза воззрились на толстенького крепенького горожанина.
- Владетель Элор умер по воле богов.
- Естественной, значит, смертью? Ну что ж… - Его Величество покачал головой. – А что с наследником?
- Совет Лучших за час до моего отъезда утвердил наследником Элвертона де Лима, при опекунстве и покровительстве княжны Эди де Жакан де Лим.
- Дружище Шен! Этот хитрец своего никогда не упустит, верно, Коото?
- Господин Наместник уступил просьбам своей горячо любимой супруги, и согласился два-три месяца провести в Жакане, чтобы помочь сыну научиться властвовать.
- Властвовать не учатся, властвовать рождаются… А как к этому отнеслась княгиня? Вопила или ворковала?
- Она умерла, Ваше Величество. – И Коото в краткости пересказал, как развивались события в Малой Зале Приемов.
- Вот как… - протянул Король. – Надо же… Подумать только, полжизни травить мужа тайными снадобьями! Сильный аргумент в пользу разводов.
- Я удивляюсь, как никто из других Владетелей, друзей, близких не замечал состояния Владетеля Элора, - промурлыкал Коото.
- Послушайте, дорогой Коото! Вы украли мой вопрос! Я только что хотел вам его задать сам!
- В таком случае, поспешу ответить, пока за мной не пришла стража и не увела в тюрьму по обвинению в оскорблении Короны. «Странности» Владетеля Элора просто не кому было замечать. Сестра и жена знали то, что знали; придворные привыкли. А все прочие знали, догадывались, предполагали, но помалкивали, почитая удобным.
Король попробовал эту мысль на вкус. Сузил глаза. Поднялся, позвонил в серебряный колокольчик, велел слугам принести вина. Крутанул новомодное изобретение лимских картографов, названное «глобаликусом», и только потом попросил Коото пояснить, что тот имеет в виду.
Королевский следователь степенно поклонился, и продолжил:
- Я не исключаю, что естественные причины, приведшие к смерти Владетеля Элора, спровоцированы кем-то. И потому прошу позволения Вашего Величества, чтобы продолжить расследование всех, абсолютно всех обстоятельств возможного убийства и вероятного заговора.
- Позвольте же! Вы же сами утверждали, что все произошедшее – воля богов? Я не понимаю вас, Коото. Ну-ка, двигайте поближе вон то кресло, садитесь, и рассказывайте подробности. Что с вами?
- Простите, засадил занозу, - ответил Коото, по-детски засунув раненый палец в рот.
- Не отвлекайтесь, друг мой. Рассказывайте, кого вы подозреваете, и почему.
- Я начну издалека. Спустя месяц после снятия осады с Вольного города Лима – Ваше Величество наверняка помнит то сражение, княжич Элор и княжна Эди отправились сразиться с Черной Пастью, самым сильным драконом из тех, что заключали договоры с Гильдией Черных Магов.
- И что?
- Я полагаю, - смиренно проговорил Коото. – Что это была первая попытка избавиться от неугодных.
- Неугодных? Неугодных – кому?
- Вам, Ваше Величество.
Вечером, когда дети угомонились после купания и очередной сказки о славном городе Льере, Карен спустилась в мастерскую и принялась за работу. Расстелила на столе чистые бумажные листы. Прижала края четырьмя кусочками мрамора, приготовила остро отточенные карандаши, тушь, перья и циркули. Приложила линейки и угольники. Прищурилась на пламя свечи – как будто там, в пламени, видела неведомое; закусила нижнюю губу и сделала первый штрих.
Господин Коото, Королевский следователь, неотрывно смотрел на пламя свечи.
- То есть вы обвиняете меня – вашего Короля, - в том, что я якобы пытался погубить моих союзников? Коото, вы сошли с ума.
- Они были союзниками в Войне-с-Орками. Когда война кончилась, быть союзниками они перестали. И Жакан, и Лим, и даже Королевский флот… Вы нарочно отправили Карен искать смерти в море? – Коото холодным тигриным взглядом уставился на Его Величество.
- Карен, Карен, снова Карен… Что, интересно, вы помните о ней, любезный Коото?
- Она спасла Вольные города Лим, Льер и Теосфет, остановив полчища людоедов. Она воевала…
- Она – воевала? Фр… - засмеялся Король. – она составляла боевую машину из всего, что попадется под руку. Попался Шенквертон – она сделала его морским разбойником, попались морские разбойники – она превратила их в Королевский флот. Попалась Эди – Карен спасла княжну от каких-то волков и вдохновила нашу деву-воительницу на подвиги, Владетель Эд попался на каком-то пари, Элор просто попался.
- Я, например, и не знал, что Карен и Элор любили друг друга.
- Он влюбился по уши, как говорила Лия, и сох по Карен всю оставшуюся жизнь. С чего – сам не понимаю; смотреть особо было не на что. И гномы на нее молились – приемная дочка Цаккена, держите меня… Когда они с Фаоэлем имели наглость пробраться в мой дворец и требовать армию, чтобы сражаться с орками, то и я попался!
- Вы, Ваше Величество?
- Да, представьте себе, мой добрый Коото. Я – попался. Этот остроухий засранец приставил ко мне своего фантома, который неотступно следовал за мной и при каждом удобном случае вещал налево-направо, что смелый и доблестный я готовлюсь воевать с орками. Что же мне было делать – объявлять себя лжецом, или вопить, что эльф ненастоящий? Так все дворцовые шлюхи тут же бы доказали, что эльф самый что ни на есть реальный.
- Да, Фаоэль был мастером иллюзий. Он, знаете ли, умел делать такие артефакты…
Король сердито махнул рукой. Да уж, он-то знал, что и как умел делать эльф. Говорят, у Третьего Принца острые эльфийские уши.
- И за это его прозвали Спутником Короля! Карен была мастером подобных шуток. Надо отдать должное - созданный механизм сработал безупречно. Будь Карен дворянкой, ей следовало бы взять девиз: «Придумано. Расчерчено. Сделано.»
- Она куда больше любила другое выражение: «Бей первым», – с прохладцей заметил Коото.
Свеча в Храме Умерших чадила и колыхалась на сквозняках.
Король шумно отхлебнул вина.
- Вы Мной недовольны, Коото?
- Я? А вы довольны результатом? – Коото откашлялся.
Голова, увенчанная короной, огорченно закачалась.
- Получилось только три четверти из задуманного. Особенно легко вышло с Эди. Достаточно было намекнуть этой «рассветной грёзе», чем занимаются по ночам ее возлюбленный братец и ее подруга, предположить, что трон Владетеля Жакана будет занимать простолюдинка и чуть ли не рабыня, и дело сделано. Карен сбежала в море, чтобы залечить разбитое сердце. Да благословят боги Цаккена и гномье воспитание: еще ни один гном, пусть даже приемный, не оставлял порученное дело на полпути. Я был уверен, что она или изведет всех Черных Магов и пиратов под корень, или сдохнет. Умница Карен догадалась сделать и то, и другое. Что с вами, Коото?
- Простудился в дороге. Продолжайте, Ваше Величество, я внимательно слушаю вас.
- Дракон почему-то предпочел быть убитым, всего лишь наградив княжича проклятием. Зато Лия оказалась понятливой девочкой… Сюрприз преподнес Шенквертон. Я утвердил его Наместником, думая, что жители Лима припомнят ему отцовские грехи, а он вывернулся. Вас, дружище Коото, я тоже немного опасался. К счастью, мне не понадобилось убивать вас. Вы согласились переехать в Столицу, и хорошо зарекомендовали себя на службе Королевскому Правосудию.
- Я служу Закону. Как умею. Как могу. Как говорит один мой друг: «Некоторые вещи просто должны быть сделаны».
- Закон – ваша слабость, - засмеялся Король и отпил еще глоток вина.
Человеческие слабости – вот лучшее оружие, дорогой Коото. Они куда надежнее, чем сталь или яд. К тому же, хороший яд найти трудно, очень трудно. Лия де Жакан в свой последний приезд в Столицу рассказывала, есть один, который убивает медленно, отравляя лёгкие жертвы, но и стоит он дорого, очень дорого…
- Я слышал от своего помощника, судебного лекаря, что есть такой яд, который убивает, растворяя нервы. Нервные волоконца превращаются в ошметки жира, и жертва утрачивает чувства – сначала пропадает кожная чувствительность, потом постепенно зрение, слух, и так далее; потом теряется двигательная способность. В последней стадии умирания человек с трудом дышит, не разговаривает, ходит под себя – мозг, в противоположность нервным волоконцам, растворяется медленно, в течение нескольких лет.
- Фу, Коото! Вы от своего помощника набрались ужасных манер. Пожалуй, предоставлю вам отпуск. Отправляйтесь в родной город – знаю, вы не любите Столицу. Постройте еще пару приютов для путешествующих и бездомных, во славу «Святой Карен», зайдите к казначею, он выдаст на расходы. Прощайте, Коото. Мне будет не хватать вашего общества.
- Нам тоже будет не хватать вас, Ваше Величество.
Король пожал плечами.
Его План наконец-то близок к завершению. Когда этот толстый самодовольный горожанин перестанет появляться в Королевских покоях и сидеть в королевских креслах, болтая ногой и протирая паркет из драгоценного кашта, можно считать, что задуманное шестнадцать лет назад удалось на пять шестых.
За успех следует поднять бокал вина. Рука почему-то дрогнула, бокал разбился, и острый длинный осколок вонзился в ладонь. Впрочем, больно Королю не было.
Дойдя до Храма Умерших, Домир снял личину, дезактивировав подаренный Фаоэлем артефакт, и кивнул Коото. Поехали. Их ждет Вольный город Лим. Художники, поэты, мореходы…
Мир изменился в последний раз. Камень осыпался песком, песок стал глиной, глина – землей, прошел дождь, и поднялась трава. Элор осмотрелся в поисках коня – скорее по привычке, так как понимал, что в мире мертвых кони не водятся, и увидел Черную Пасть.
Дракон свернулся неряшливым черным клубком, и угрюмо смотрел на человека.
- Что ты здесь делаешь? – спросил Элор.
- Думаю, – буркнул дракон.
- О чем? Расскажи. Мне интересно.
- Да не уж-то? Что, тебе действительно интересно болтать с мёртвым врагом, а не ехать по степи, в поисках приключений?
- На чем ехать? – логично спросил Элор. – Вот если бы ты согласился стать лошадью, мы могли бы совместить одно с другим.
- Как нагло человеческое племя! – загрохотал дракон. В этом подземном мире он был не так страшен, как тогда, в Драконьем Ущелье. Элор повернулся, чтобы уйти.
- Лошадью мне не быть, но вот компаньоном, ладно уж, могу попробовать… - донесся голос Черной Пасти.
- Тогда пошли. Давай, рассказывай, - попросил Элор, когда дракон и рыцарь пересекли границу степи. – О чем ты так долго думаешь?
- О том, что могло бы быть…
Вы не можете начинать темы Вы не можете отвечать на сообщения Вы не можете редактировать свои сообщения Вы не можете удалять свои сообщения Вы не можете голосовать в опросах
