Судя по тону Алисы, искомую вещь я никогда раньше видеть не должна была, однако она была мне знакома. Я поднапрягла память, и меня осенило:
– Кассета с магнитной лентой!
– Черт, ты знала, – отреагировала Алиса хмуро.
– А что такое черт? – Поинтересовалась я.
– Гремлин знает, – отмахнулась она. – Ну, раз ты узнала кассету, знаешь, что в двадцать первом веке на них записывали музыку.
– В двадцатом, – окончательно освоилась я. – В двадцать первом использовали флеш-плэеры и в самом начале лазерные диски.
– Черт, и откуда ты все знаешь! – Восхитилась Анита. – Это проигрыватель для кассет.
– А почему он так… необычно воздействует? – Поинтересовалась я.
– А-а, вот этого-то ты и не знаешь! Смотри: вот эти штучки, которые вставляются в уши, – это маленькие динамики.
– Как для вешнего прослушивания, только вставляются в уши?! – Удивилась я. – Так ведь это вредно. А я их за излучатели приняла…
– Так в принципе и есть, они излучают. Только звуковые волны. А на счет вредности все подумали так же. И выдумали райты и прочие проигрыватели, которые воздействуют на мозг, не затрагивая слуховой аппарат. И что тебе больше нравится?
Я промолчала, да ответ и не требовался.
– А музыка – современница этих плэеров, даже постарше. Это «Пинк Флойд».
Мне вдруг стало очень страшно.
Я отчетливо увидела совсем другую квартиру, куда меньше и какую-то облезлую, стены в ней зачем-то были оклеены выцветшей, местами грязной и местами ободранной бумагой в цветочек. На большой кровати возле стены возле стены сидели три девушки, две из них – хиппи, какими я видела их в видеофильмах по истории, только реальнее. Светлые волосы одной и черные другой с помощью ниток были заплетены во множество косичек, странная оранжево-бежевая-зеленая одежда, отрешенные улыбки на безмятежно-прекрасных юных лицах. Третья – в синих брюках, смутно напоминающих современные джинсы, и странно завязанной на талии клетчатой красно-зеленой рубашке, с коротко подстриженными темными волосами слушала такой же плэер. В воздухе витал странный зеленоватый дым и странная музыка «Пинк Флойд», а сквозь мутное оконное стекло в комнату проникали лучи солнца, в которых кружились пылинки. Этими девушками были мы. И они были мертвы уже полтора века.
– Пора ложиться, – сказала Алиса. – Уже стемнело.
[u]27.06.2182г, Каролина, окраина
Алексии, лагерь повстанцев[/u]
Я проснулась оттого, что в комнате ощутимо похолодало. Из соседней комнаты доносилось бодрое насвистывание десантника, звон саймонистского бубна и отвратительный запах сверхполезного питательного напитка. Я завернулась в простыню, подхватила в охапку комплект одноразового белья и комбинезон и собралась шмыгнуть в ванную, но затормозилась, глядя, как Нортон, сидя на полу, бодро ковыряется в куче микросхем и проводов.
– Блок водоснабжения цел? – Страдальчески поинтересовалась я, пытаясь опознать в куче мертвой электроники знакомые детали.
– Цел. А вот нагревательные элементы я отовсюду вынул. Если хочешь вымыться в холодной воде, вперед.
– Тогда я в соседнюю квартиру. – Фыркнула я.
– Тогда ты в соседний дом, – поправил меня Нортон. – Лучевых автоматов нам много надо. Вот что, кончай заниматься ерундой и садись, помоги мне.
– По-твоему, мытье – ерунда?! – Возмутилась я. – В хиппи записался? Копайся в своих автоматах, а я пойду в соседний дом.
Горячая вода приятно расслабила меня и повергла в благодушное настроение, так что я даже не сразу заметила совершенно свободно идущий по улице небольшой отряд в камуфляжных комбинезонах, ничуть не отличимых от наших с Нортоном.
Я мышью шмыгнула через ближайшее открытое окно в наш дом. По квартире десантник прошелся знатно: внешняя панель управляющего блока была снята, а от самого блока осталось примерно две трети от первоначального объема. Не заметить образовавшиеся пустоты было нельзя, в основном из-за жалобно свисающих проводов. На концах некоторых красовались переходники, другие были попросту обрезаны. Интересно, зачем Нортону вообще понадобились оголенные провода?..
Однако, если наши непонятные противники как раз проверяют все дома, захода в первую же квартиру в нашем доме им будет достаточно, чтобы обнаружить следы партизан.
Я кое-как приладила панель на место и понеслась к ребятам.
– Нортон!.. Там!.. Гады!..
– Ирка, тише, Мыш уже с разведки пришел и доложил. – Голос у десантника был спокойный и где-то даже довольный. – Я даже успел кинуть позывные на земной волне, но мне не ответили. Так что получай…
Десантник невозмутимо протянул мне выбранный на базе в Зоне Аномалии лучевой автомат.
– Спасибо…
Корпус лучевика был приятно шершавым и чуть теплым, само оружие в руку ложилось легко. Я проверила, не западает ли предохранитель, мельком глянула на индикатор зарядки аккумулятора, проверила, на месте ли сменный, и насколько быстро проходит автоматическая замена.
Нортон посмотрел на меня с удовлетворением во взгляде.
– Я автомат сначала хотел этому Иву отдать. Ну, типа, у него уже практика пошла, и все такое. А у него уже есть. Вот тогда я и подумал, что у меня лучевик есть, у него есть, а из оставшихся все равно лучше тебя нет. Где училась-то?
– Да какая учеба… Пару недель позанималась в молодежном спортивном центре. Нортон, а скажи мне, – в голос все-таки прорвалось ехидство. – А для остальных ты самоделки свои доделал?
– Доделал. Не на всех, правда, но некоторым я, если б были бы, не дал.
– И что, детали все нашлись? – Продолжала допрос я.
– А, так ты о собирающих зеркалах? – Широко улыбнулся десантник. – Нашел, лучше фабричных.
Я почувствовала себя обманутой. Хотела уличить Нортона в бесполезности потрошения блоков системы контроля, а оказалась, что ничего бесполезного он и не сделал.
– Ты видела, какой главный обрядовый знак у саймонистов? Маленькие такие бронзовые зеркальца на цепочке. Мне оставалось только цепочку снять, а за петельку, через которую цепочка продевается, я их к системе крепил.
27.06.2182г, Каролина, северная
окраина Алексии,
– Хоть бы «лягуху» дали, – ныл Мартын.
– Не нуди, – довольно грубо оборвал его Семен.
Командир отряда был зол на всех, и в первую очередь на себя. Лора Бентли на связь не выходила, любая связь с Землей Изначальной, кроме аварийной, была заблокирована. Аварийную он пока просто не проверял. Мартына же следовало наречь Дятлом, за умение задолбать в любой ситуации.
– Он прав, Мартын, – весело отозвался Перун, подрывник команды. – Ты хоть задание-то наше читал? Войти в контакт с партизанами и влиться в их движение. Ты хоть головой думай, хороши будут партизаны на «лягухе».
– Тихо, – махнул рукой Семен, останавливая отряд. – Смотрите и слушайте.
Впереди вырисовывались белые корпуса незаселенных окраинных домов. Среди этих корпусов ясно метались автоматные лучи, и один раз даже что-то грохнуло.
Семен вышел на телепатическую частоту человека и начал напряженно думать: «Мы – Земля. Первый специальный отряд, боевая группа №21-б. Я командир, номер 14-34, кличка – Дед».
27.06.2182г, Каролина, северная
окраина Алексии, лагерь повстанцев
Луч поначалу ослеплял – с непривычки. И это луч качественного, фабричной сборки автомата, легкого и удобного, а не грубой нортоновской самоделки. Я раньше не знала, что комбинезон – такой, например, как у меня – настолько легко проплавить. Правда, с такого расстояния… Проплавить комбинезон, даже обжечь мягкие ткани – ничего не стоит. Чтобы убить, надо второй раз попасть в одно и то же место.
У Нортона это получалось, Ив тоже пару раз повторил это сомнительное достижение, а я не стала и пытаться.
Вполне возможно, это бы у меня получилось, в тире я стреляла неплохо. Я не могла переступить ту грань, за которой кончается простое выведение из строя противника, и начинается убийство. Не смотря на то, что загадочная «та сторона» эту черту уже давно переступила.
Отряд, занявший позицию за домом, метрах в пятистах от нас, не торопился приближаться к нам. У них у всех были прочные полиэритиновые комбинезоны и дальнобойные лучевые автоматы, а у нас по большей части никакой защиты и мощно, но недалеко бьющее чудо инженерной мысли. Чудо в том смысле, что вообще стреляло. Они могли расстреливать почти беззащитных партизан с безопасного для себя расстояния. Проблему для нападающих представляли только Ив и десантник со своим заводским оружием и готовностью наносить смертельные удары.
Я сделала всего несколько выстрелов: сначала я стреляла по автоматам, но потом это заметил Нортон.
– Ты уничтожаешь единственное, что может пригодиться! – Резко бросил он, и я задумалась над следующей целью. Убивать людей (ну хорошо, гуманоидов) я все равно не могла.
Луч скользнул слева от меня, не потерявший убойной силы, яркий, но, кажется, пущенный не прицельно: он едва задел левое запястье, расплавил полиэритин и несильно обжег кожу; та пошла пузырями. Я заорала скорее от неожиданности, чем от боли, и вдруг поняла.
Щиток управления комбинезоном на левом запястье. Снайпер метил именно в него. Ведь если управление будет нарушено, удобный и надежный комбинезон станет мешающей тяжелой обузой.
– Цельтесь в левую кисть, там щиток! – Крикнула я.
Нортон услышал меня и громко закричал, чтобы услышали все. Я начала стрелять – снова прицельно. Первая же попытка превзошла мои самые смелые ожидания. Луч выбил искры из щитка, он задымил; комбинезон замерцал. Я скорее из интереса, чем руководствуясь каким-нибудь другим чувством, нажала на кнопку луча еще раз. Человек, в которого я стреляла, остановился на месте и с удивлением посмотрел на дыру с оплавленными краями – куда больше диаметра луча – и посредине ее маленькую круглую ранку с краями обугленными. Шлем медленно стек с его головы, но в плечи комбинезона не впитался, а остался на плечах серебристой лужицей. Человек сделал два неуверенных шага вперед, и упал навзничь.
Я уронила автомат, нагнулась ниже окна и зажала уши руками. Я не хотела слышать крик убитого. Я не хотела видеть его тела. Я вдруг почему-то вспомнила, что крови не выльется ни капли: луч намертво запаивает сосуды, хоть крупные, хоть мелкие.
– Соловьева, мать твою, стреляй! – Заорал над ухом Нортон. – Или отдай кому-нибудь автомат!
Кому?.. _________________ Я не злопамятный, я юрист(с)
Катя Озерская
А ты чего хотела?)))
Между прочим, я сама так останавливаюсь, потому что я сама не знаю, что будт дальше, и мне самой интересно)))) _________________ Я не злопамятный, я юрист(с)
Да, везет тебе. А я мучаюсь - или я ничего не знаю и мне нечего писать, или я все знаю, и писать мне неинтересно... _________________ Открыл Америку? Закрой обратно!
Летите, Голлумы, летите...
Живу с завтрашним днем
Большая часть ребят бессмысленно палила из Нортонова творчества куда-то в примерное местонахождение наших противников. Конечно, психологическое давление количеством ярких вспышек и характерным «пиу-пиу!» они создавали, но и не более того. Нортон стрелял из своего автомата, деловито, размеренно и скоро, не отвлекаясь на окружающий хаос. Ив стрелял красиво. Красиво упирал автомат в плечо, красиво выполнял перенастройку зеркала, красиво встряхивал головой, красиво нажимал кнопку… Рисовался, как будто стрелял на учениях. Дядя Джонни и Анита стреляли хорошо. Попадать им не давало только качество оружия. Бывший пилот как будто выполнял монотонную работу, в его движениях было что-то от Нортона. Это всколыхнуло у меня в голове какую-то мысль, но я уже перевела взгляд. Анита-Наваки стреляла неумело, отрывисто и зло. Почему эта девушка стала саймонисткой, мне понятно не было. В отличие от остальных, она, кажется, прекрасно понимала, что ее задача – создавать свето-шумовой фон, и прекрасно с этим справлялась. Ее автомат верещал, как три автомата.
Ее подруга не стреляла. Стояла в полный рост, плакала и… что-то шептала, кажется, даже молитву. Несмотря на полный идиотизм ее поведения, я почувствовала к Алисе невольное уважение.
Щеголеватый программист Алик бросил свой автомат и сжался в комочек, обхватив колени руками. На лице у него застыло выражение панического ужаса. Кому здесь, спрашивается, отдавать автомат?!
Я почти хладнокровно прицелилась и, даже не перенастраивая зеркала, легко начала стрелять. Щиток, другой щиток… Нортон, усвоив мою манеру стрелять, больше не тратил времени на сложную стрельбу по щиткам, занимался теми солдатами, комбинезоны которых я лишила управления. Довольно быстро я поняла, что десантник занимается вовсе не смертоубийством, а просто выводит солдат из строя. Зачем – потом посмотрим.
– Любопытно.
Нортон продемонстрировал мне и Иву новенький полиэритиновый рюкзак защитной раскраски.
– Недешевая вещь, однако. Последнее слово воплощенной в технику науки. Как и остальное на Земле еще не все части в полиэритин запакованы, только элита из элиты. А тут – посмотрите.
Я потеребила текучий гладкий материал в пальцах и протянула рюкзак коллеге. Ива, в отличие от меня, заинтересовала исключительно спрятанная с обратной стороны сенсорная панель. Его пальцы несколько раз легко коснулись всплывшего прямо на материале изображения, очевидно, подбирая код.
– Заводской! – Удивленно повернулся к Нортону студент.
Десантник непонимающе воззрился на рюкзак.
– Код заводской. Девять единиц, такой устанавливают по умолчанию.
– Еще звоночек, – согласился Нортон. – Неужели вас не смутило, что трое стрелков, один из которых был без защитного костюма смогли справиться с десятью бойцами, каждый из которых был вооружен и защищен, как элитный спецназ СБ? Они явно где-то все это достали, совершенно не умея пользоваться. Как мы с тобой, Ирка.
«Мы с тобой» согрело мое сердце, я блаженно-глупо заулыбалась, но Нортон явно не хотел, чтобы я полностью погружалась в состояние влюбленности.
– Ира, не зависай. Что там, Ив?
– Очень странно.
Мой будущий коллега был действительно удивлен.
– Тут какие-то странные вещи. Некоторые похожи на продукты, вот это, судя по запаху, шоколад, а остальные я даже боюсь предположить для чего.
Мы с десантником потеснили Ива и сгрудились над кучей.
– Вот это, – Нортон взял в руки серебристое металлическое НЕЧТО, пахнущее, к слову сказать, действительно шоколадом, – не что-то, а шоколад. Просто в упаковке из фольги. Вот это, скорее всего, мясо длительного хранения в железной банке. Открывается вот этим лезвием ножа. Вот это, судя по форме банки, молоко длительного хранения. Вот это сухофрукты, даже вы не могли не узнать. Таблетки в баночке, скорее всего, витаминный комплекс, стимуляторы обычно у врача или командира, но пробовать все равно не рекомендую.
– Откуда ты все это знаешь? – Удивился Ив.
– Знаю, – хмуро отозвался десантник.
Слишком уж хмуро, что мне совершенно не понравилось. Я сама принялась копаться в горе вывороченного из чужого рюкзака хлама. Хм…
– Нортон, а какого гремлина им нужны антикварные рации?
– Чего?
– Смотри, антикварные рации, я их в музее и в учебных фильмах видела, когда еще на истфаке училась. Зачем они?
– Для связи. – Отозвался Нортон еще более хмуро. – Они просто не умеют пользоваться встроенными. Им не сочли нужным это объяснить.
Он отвлекся от созерцания рюкзака и заглянул в лицо мертвеца. Зачем-то провел рукой по бровям и убрал в сторону волосы, рассматривая уши покойника. Потом к моему удивлению расстегнул поврежденный и потому не сопротивляющийся этому комбинезон. Под тем оказалось не одноразовое белье, как можно было бы подумать, а куртка и штаны из грубой застиранной ткани камуфляжной раскраски. Под курткой однотонная зеленая рубаха, а под штанами действительно белье, но из ткани и… хм… не вполне свежее. Хихикнув, я отошла подальше, не забывая, впрочем, наблюдать издалека.
Десантник, не скривившись, сдвинул трусы вниз и принялся сосредоточенно что-то рассматривать. Я уже начала сомневаться в его гетеросексуальности (а заодно и в естественной любви к живым организмам), как вдруг Ив тыкнул в то же место, которое рассматривал Нортон пальцем и громко поинтересовался:
– Полукровка?
– Нет, – ответил Нортон. – Если бы был полукровка, вот здесь штришок был бы вниз. А вот это значит незаконнорожденный сын, проще говоря, «ублюдок».
– В каком смысле? – Удивился студент.
– У них там сильно развит, я бы даже сказал, переразвит институт брака. А родители вот этого юноши женаты не были.
Осмелев, я подошла ближе и увидела, что мужчины обсуждают красочную татуировку внизу живота убитого. Изображения таких я видела, изучая атлас политической планетографии.
– Тариец? – Удивилась я.
– Куда ни плюнь, она все знает, – фыркнул десантник. – У вас что, политическую ситуацию на Эртрелле уже на втором курсе проходят?
Я промолчала. С политической ситуацией на Эртрелле я была знакома слабо, по большей части из объяснений куратора, а проходили ее где-то в необозримо далеком будущем, ближе к концу обучения. Про татуировки знала же исключительно из-за дурной привычки просматривать в учебниках и атласах не только те разделы, которые полагалось проходить по программе, но и все остальное.
– Может, пока заняться ранеными? – Поспешила перевести тему я.
– Если у них есть десантные аптечки, а то я что-то не заметил. Нечего наши на врага тратить.
– Моя аптечка со мной, – с чувством глубокого внутреннего превосходства заявила я.
– Не споткнись, аптечка, – со смешком посоветовал десантник.
Как и следовало ожидать, я тут же споткнулась о распростертое тело и рухнула под дружный смех парней носом в траву.
Нортон подобрал автомат и пару раз стрельнул в воздух. Ив, не отставая, повертел в руках непонятного назначения железный шарик, оторвал от него колечко и запустил шарик в противоположную лагерю сторону. Грохнуло так, что у меня заложило уши.
Нортон с чувством обозвал студента идиотом, отобрал у него распотрошенный рюкзак и принялся было засовывать в него все обратно, как вдруг замер на месте и даже глаза прикрыл.
Телепатический вызов?..
Я закрыла глаза и попыталась войти в контакт третьей.
– О Господи!
Открывшаяся картина была настолько тяжелой, что я не смог сдержать горестного возгласа, смутно слышимого сквозь динамики.
Взлетная полоса была когда-то заасфальтирована на совесть, но время уже сделало свое дело. Высокая и сильная, простимулированная радиацией растительность растрескивала асфальт, пробиваясь к вновь видимому на небе солнцу. Здание крошечного аэропорта было совсем недалеко. Стекла выбиты даже на смотровой вышке, ни окон, ни дверей. Ничего больше. А вокруг – бескрайнее земляничное поле с крупными, как у сортовой клубники, ягодами.
– Скажи, Сергуня, ты же радиолог? – Хлопнул меня по плечу Павел. В руках он держал уже набранную горсть земляники. – Вот зачем она такая огромная выросла? Чтобы я не сдержался, съел ее и помер в конвульсиях?
– Я генетик. – Ответил я и, не сдержавшись, добавил. – Полиплоидия. И на твоем месте я бы не рискнул брать ее в руки даже в перчатках. Сам знаешь, защита у нас на соплях, а фон тут будь здоров.
Павел тут же испуганно выбросил ягоды в траву и отошел от меня. Его бурчание я различал даже несмотря на несовершенство динамиков.
– Поле, поле… сам вижу, что поле…
– Полиплоидия, Павлик, это научный термин, обозначающий мутацию, из-за которой растения ненормальной величины растут.
Павел снова забурчал что-то вроде «напридумывали наук», а я вновь обернулся к аэропорту. Господи, какой же он идиот! Как он не понимает, что такими темпами уже через двадцать лет все, что мы знаем о мутациях, все, что мы «напридумывали» нам больше не пригодится. То, что мы знаем о мутациях, дающих жизнеспособные организмы, безнадежно устарело уже сейчас.
– Ирка! Ты чего, уснула?
Ив тряс меня за плечо, и похоже, уже довольно давно.
– Задумалась, – покачала головой я, все еще не отойдя от слишком реального… видения?
– Как-то ты странно задумалась. Нортон пошел с нашим десантом общаться, а ты стоишь и в землю смотришь.
– С каким десантом?! – Подскочила я и, забыв обо всем понеслась туда, где стояли Нортон и кучка в таких же, как у нас, камуфляжных комбинезонах, людей. _________________ Я не злопамятный, я юрист(с)
По-моему, про мой первый и единственный образчик сайнс-фикшн все забыли. Ан нет...
27.06.2182г., Резиденция СБ, кабинет старшего
эксперта межпланетных отношений
Михайловой Я. Ю., Земля Изначальная
Мещеряков толкнул дверь кабинета и замер на пороге. Он воспользовался тем, что его нынешнее положение позволяло входить к большинству подчиненных, не уведомляя их, и теперь пожалел об этом.
Слава Михайлова спала за рабочим столом, уронив голову на тактильную панель компьютера. В кабинете работал волновой генератор бодрости, в распотрошенной аптечке на столе полностью отсутствовали стимуляторы, а за полупрозрачной шторкой пищеприемника смутно маячила кофейная чашка. Сергей потрогал ее; кофе был холодным. Мещерякову стало так жалко Славу, что он совсем забыл: сюда он пришел подчиненную ругать.
Холодный кофе он вылил в утилизатор, чашку вернул в приемник и нажал на возврат. После этого выбрал омлет с грибами, тосты с джемом и два кофе – точно таких же, как только что вылил. Дождался появления тарелок в приемнике и только тогда коснулся плеч Михайловой.
– Ярослава Юрьевна… Слава, просыпайся.
Девушка зашевелилась, со стоном подняла голову со своей «подушки» и сонно заморгала.
– Сергей Степанович… здравствуйте… минуточку, я сейчас встану… на секунду заснула… сейчас съем что-нибудь подходящее…
Вопреки своим словам Слава потянулась отнюдь не к тарелкам, а вовсе даже к аптечке. Мещеряков быстро убрал ее из-под руки у подчиненной. Стимуляторов, известных Сергею, в ней вроде бы уже не было. Но аптечка была десантная, а значит, в нее вполне могли подсунуть что-нибудь наркотически-радикальное. А практически невменяемая после двух суток непрерывной работы Михайлова вполне могла эту гадость употребить.
– Есть будешь омлет с тостами. И кофе пить. А если еще раз увижу на столе у тебя эту дрянь, получишь строгий выговор и медкомиссию по поводу злоупотребления.
– Какое злоупотребление? – Михайлова потерла виски. – Я три дня не сплю, а за прошлые сутки вообще двадцать телепортаций.
– И генератор выключи, он, похоже, вхолостую работает.
– Не скажите, я только на нем и держусь.
Вопреки своим словам Слава генератор выключила, отхлебнула кофе и пересела на низенький диванчик для посетителей.
Мещеряков невольно залюбовался девушкой. Слава не была красивой – ни в общепринятом смысле, ни вообще. Невысокая, коренастая, с невыразительной крестьянской мордашкой. Нос у нее был картошкой, глазки – маленькие, под белесыми бровями, лицо – круглое, как по циркулю, волосы неопределенно светлые. Красавицей Михайлову делала постоянная улыбка. Сияли ровные белые зубы, на пухленьких щеках появлялись ямочки, глаза казались голубыми, а не серыми. Даже сейчас, когда Слава улыбалась скорее вымученно, чем искренне, это впечатление сохранялось.
Потягивая свой кофе, он закурил сигарету и повернулся к Михайловой. Девушка уже опустошила чашку и теперь вяло ковырялась вилкой в омлете.
– Скажи мне, Слава, зачем ты отправила с десантным ботом журналистов? – Спросил он, как мог, мягко.
Улыбка с ее лица моментально исчезла, губы сжались в ниточку.
– Потому что с Каролины практически не идет новостей, кроме официальной хроники. У людей там родственники, друзья. Там, между прочим, студенты и школьники с других планет.
– И поэтому ты отправила туда две съемочных группы, одну из них с оппозиционного канала?
– Именно поэтому. Люди должны получать по крайней мере две точки зрения.
Михайлова была похожа на ребенка, которого собираются наказать строгие родители, и который к этому уже приготовился, но вины своей все равно не чувствует.
– Слава, но канал связи все равно только один!
– Поделят, – упрямо ответила она. – А если их не пустят в эфир, я лично поспособствую. Есть у меня какое-то влияние?
– Безусловно.
Мещеряков нахмурился. Как странно на него действует эта девочка, недавняя выпускница с золотым дипломом. Только что он четко осознавал, что абсолютно прав и вдруг начал сомневаться.
– А будут еще заявки, я отправлю еще съемочную группу. И пусть формируют еще один канал передачи информации.
– Слава, ты как будто на первом курсе. Какой еще один канал? Еще один аварийный делать предлагаешь?
Компьютер пискнул сигналом внутренней связи.
– Ярослава Юрьевна, у нас бэлджане. Матери, их дети в спортивном лагере на Каролине. Вы как эксперт межпланетных отношений нужны.
– Причем тут эксперт?! – Совершенно неожиданно рявкнула Слава. – Вам нужен экстремальный психолог, идите и ищете, а лучше найдите какую-нибудь землянку, у которой ребенок там же. Не моя специализация! Извините, Сергей Степанович.
– Да ничего…
– Ярослава Юрьевна, совещание в Управляющем Совете Земли. Справки от аналитиков готовы.
– Иду.
Она кинула извиняющийся взгляд – на Мещерякова – и жалобный – на аптечку в его руках.
– Ни в коем случае. – Он покачал головой. – На совещании все равно не заснешь, а потом иди и отсыпайся. И чтобы вот этого я больше не видел.
Девушка вышла. Сергей сел за ее стол, пытаясь привести в порядок мысли. Неожиданно его внимание привлек текст, раскрытый на визоре компьютера. В глаза ему бросились фразы: «энергетический скачок в районе Сиймурского святилища», «разрыв контура», «многочисленные мелкие энергетические вспышки», «пропала без вести пилот Бентли». Мещеряков начал читать с середины, спотыкаясь на некоторых фразах. Нахмурился, отмотал текст в начало и замер, прочитав заголовок. «Резкое повышение «сиймур-активности» в зоне Каролинской аномалии».
Если это было то вторжение, Земля обречена. Но почему?.. Ведь они установили нейтральные, а в некоторых вопросах вполне добрососедские отношения! Или это совпадение?..
27.06.2182г, Каролина, северная
окраина Алексии
Нортон обнимался. Хлопал двоих из десантников по плечам. Орал «Вы живы!». Те поступали аналогично. Особенно охотно обнимался он с девушкой. Более того, с бэлджанкой, обладательницей каменной физиономии и жестких бледно-лиловых волос. Не желая смотреть на крушение собственных мечт, я отвернулась. Десантников было пятеро человек (четверо и одна гуманоидка с Бэлджи), такой состав назывался мобильная группа, а еще трое были журналистами. Двое, корреспондент и оператор – с правительственного канала «Земля». Корреспондент был хилый тонконогий парнишка в модных ботинках и огромных очках-авиаторах. Оператор, красивый, как скандинавский бог, молчал, как его голокамера , и явно высматривал объект для съемки. Ветер охотно играл роскошной гривой его льняных волос. Третий журналист, служитель оппозиционного канала «Рейнар», имел непроницаемое монгольское лицо, и голокамеру держал сам, не прибегая к помощи операторов.
– Давайте сразу познакомимся. – Предложил парнишка с «Земли».
– Я слышал, – едко заметил один из десантников, – что журналист непрофессионален, если передвигается по территории, находящейся в вооруженном конфликте, вместе с военными.
Коренастый дедок из числа десантников хохотнул и хлопнул его по плечу, а бэлджанка от полноты чувств вообще чмокнула в щеку Нортона. Одновременно с острой ненавистью к десантной девице я почувствовала необъяснимое желание защитить от этого произвола журналистов.
– А я слышала, что журналисты в зоне вооруженного конфликта пользуются теми же правами, что и гражданское население.
– Добро пожаловать в убежище, к остальному гражданскому населению, – съязвил гремлинов предмет моей любви.
– Эдик Мелофф, – корреспондент, не дожидаясь продолжения словесных баталий, протянул мне руку.
Ладошка у него была маленькая, девичья, с изящной серебряной цепочкой вокруг запястья.
– Ира Соловьева. Приятно познакомиться. А… ваш коллега?
– Это Эган Риф. Лучший оператор нашего канала.
Не тратя время на лишние слова, «лучший оператор» благосклонно кивнул.
– А вот это, – Мелофф благоговейно понизил голос, – сам Минг Ли с «Рейнар». На него все военные журналисты пытаются ровняться.
Против воли я почувствовала симпатию к мальчику. Журналисты с «Земли» обычно яро ненавидели своих коллег-оппозиционеров. Правда, чувства эти были взаимными.
– А почему вас трое? – Мне вправду было интересно. – Я имею в виду, почему целых две съемочные группы. Канал связи вам ведь выделили только один, а то и просто к аварийному подключили.
Эдик заразительно улыбнулся, демонстрируя вживленный в правый резец страз. Он был фантастически не похож на военного журналиста, даже меньше, чем его прекрасный оператор.
– Девушка, которая давала нам аккредитацию, сказала, что, если мы хотим быть в эфире, то канал поделим напополам. И вы знаете, Ира, я склонен с ней согласиться. Постойте, у вас рука поранена.
Журналист был прав: оттого, что я про него забыла, ожог с запястья никуда не исчез. Я с тоской посмотрела на вздувшиеся пузыри. Какая жалость, что Мелофф заметил. Сейчас начнет изображать джентльмена, пихая под нос аптечку, и я потеряю такой качественный шанс проверить, действуют ли мои новообретенные способности на меня саму.
Я подняла глаза на Эдика: тот протягивал мне десантную аптечку.
– О, спасибо. Но я хотела бы проверить одну вещь…
В голове у меня вдруг ясно вырисовался план отмщения Нортону за объятия с бэлджанкой. Он, кажется, хотел скрыть мои новые способности…
– Когда началась первая бомбежка, я была на улице. Естественно, сильно испугалась, и после этого у меня проявились экстрасенсорные способности. Я уже лечила своего друга, и теперь хотела проверить, действует ли это и на меня.
Мелофф немедленно загорелся:
– Вы не возражаете, если я сейчас проверю ваше имя в списке зарегистрированных природных экстрасенсов, а потом сниму про вас сюжет?
– По-моему, это слишком.
– Да нет же, это здорово!
Журналист немедленно утратил ко мне интерес, занявшись проверкой информации. Злобно подумалось, что канал «Земля» даже в таких ситуациях ищет позитивные сюжеты. Впрочем, в этом конкретном случае я была виновата сама.
Снимать сюжет задумали под вечер, когда смешанная компания из повстанцев и земного десанта уже заняла собой малоквартирный дом. Он находился куда ближе к центру, нежели прошлый, но квартал все равно был малозаселенным. Впрочем, наверное, это было и к лучшему: вряд ли бы соседи поверили в мирные намерения такой необычной компании, как наша.
Эгана определили в «саймонистскую общину», Эдика поселили в отдельную квартиру, а с кем предстояло жить мне, я до сих пор не знала. Впрочем, это было не так уж и важно.
Эган и камера были готовы, Эдик принял позу «лицом к собеседнику, спиной к оператору» и сделал озабоченное лицо, забыв, видимо, что на экране оно не появится. На вопросы я отвечала равнодушно, уже разочаровавшись в идее наказать Нортона подобным образом.
Во-первых, это вышло бы в первую очередь боком мне. Не сомневаюсь, что все записи с Каролины будут тщательно просматриваться в Совете Безопасности. Не стоит маячить лицом перед преподавателями, которые и так вряд ли будут рады меня видеть.
Во-вторых, не такой уж хороший сюжет получится у Мелоффа. Хороший эксперт вполне может и по отснятому материалу заключить, что я, может, и экстрасенс, но не природный, а техногенный. А это автоматически подразумевает активное и осмысленное участие самого человека в обретении новых способностей. И получатся, что я непонятно с какими целями ввела в заблуждение журналиста.
Но тут в соседней квартире десантники громко и немелодично затянули «Где твой мундир, генерал, твои ордена? Спина, как струна… Ты уже слышал отбой, просто дождь бил по крыше твоей, генерал», и я вдохновенно перешла к практике.
Только на этот раз все получилось совсем по-другому. Когда я лечила Нортона, ладони начинали гореть сухим жаром, как при прикосновении к камню в Святилище. А теперь я почувствовала, что мои руки как будто превратились в набитые колким льдом перчатки. Потом такой же острый, царапающий холод прошелся по моему запястью. Ожог исчез. Эган приблизил камеру, снимая небольшое овальное пятно чуть пожелтевшей, но совершенно здоровой кожи.
– Здорово! – Просиял Эдик. – Молодец! Эг, завтра же дадим картинку в эфир. Здесь канал связи светить не станем, а сейчас я в город не пойду, – объяснил он мне.
В соседней квартире десантники немелодично тянули «И я вернусь домой со щитом, а может быть, на щите. В серебре, а может быть, в нищете, но как можно скорей». И мне очень захотелось, чтобы Нортон обнял меня и сказал что-нибудь подобное. Но он сейчас по всей видимости обнимал бэлджанку-десантницу, и я решила пойти спать.
На двуспальной кровати, развалившись, лежал с совершенно несчастным лицом программист Алик.
– Ты чего не с ними?
Присела рядом с парнем, совершенно забыв, что только что собиралась кричать, чтобы он освободил мне спальное место и ложился на полу.
– Смеешься, что ли? Они – настоящие мужики, десант, а я… Ты же видела, какой из меня боец.
– Алик, умение драться – атавизм. Ну зачем это нужно? Тем более тебе. Ты же человек будущего, homo novus. У тебя развиты мозги, а не инстинкты. Убийства основываются на примитивных инстинктах.
– Это не убийства.
Кажется, у программиста было настроение поныть. Действительно, настоящий мужчина.
Вслух я, однако, сказала совершенно другое.
– Я знаю, что ты сейчас скажешь. Это не убийства, эта защита дома, планеты, всей Земли. Подожди немножечко, у тебя эти инстинкты тоже проснутся – и будешь такой же, как все, с мощными мускулами и тупым взглядом. Насилие – это же отклонение от нормы, причем огромное. Вот неумение отвечать на насилие, по крайней мере в первый момент, это как раз норма. Ты вспомни школьный курс истории, когда мы последний раз воевали на Земле?
– В середине двадцать первого века, еще до Объединения Земли, – усмехнулся он. – Конечно, Последняя война и все такое. Испугались, что разнесем планету, и начали думать головой.
– Ключевое слово – думать, – менторским тоном произнесла я.
Некоторое время мы молчали. Алик, видимо вернувшись к грустным мыслям, а я, копаясь в блоке управления интерьером.
– Тогда объясни мне только одну вещь. Ты говоришь, что современный человек думает, а не дерется. Тогда почему ты влюбленными глазами смотришь на своего Нортона, тупого десантника. Занимаешься в молодежном спортивном центре не чем-нибудь, а стрельбой из лучевого автомата.
Ткнула пальцем в цветовую схему так, что панель глубоко запала, и пришлось подковыривать ее ногтем.
– Это. Было. Очень. Бестактно. – Сообщила абстрактно, для самой себя.
– Прости. – Отозвался Алик с кровати. – Действительно бестактно.
– Мне, очевидно, надо было честно сказать, что ты трус, и вел себя хуже последнего саймониста.
– Возможно.
Алик вдруг неожиданно и оттого жутковато оказался прямо за моей спиной и обнял за плечи. От ужаса я дернулась в сторону, мазнув рукой по управляющей панели. Стены и потолок комнаты окрасились в истошно-оранжевый.
– Может, мне хоть раз поступить, как настоящий мужчина?
Я почувствовала на своей шее прохладные сухие губы, а на груди вполне требовательные и вполне мужские руки. По телу непроизвольно пробежала дрожь.
– Сейчас ты поступаешь, как настоящая свинья. – Я отстранилась, может быть, более резко, чем следовало. – Не стоит приставать ко мне только потому, что мне нравится Нортон, а тебе нет. Он не заметит, а я не оценю.
– А почему мне просто не можешь нравиться ты?
– Потому что.
Я вернулась к блоку и принялась менять комнату. Три стены бледно-салатовые, четвертая такая же, но с рисунком, крупными черными цветами. На полу – иллюзия ковра, эффект «пушистый пол». В центре потолка – крупное изображение цветка лотоса. Кровать – ниже и темно-зеленого цвета.
– Я бы вернул оранжевые стены, – нейтральным тоном сказал позади меня программист. – Было очень креативно.
Я не ответила, моделируя экраны на окнах. Шторы в минимальную меблировку, разумеется, не входили, и стоило позаботиться об их замене.
– Мне лечь на полу? Мне, правда, очень жаль. Не знаю, что на меня нашло.
Я раздвинула кровать на предел возможностей.
– На кровати. Простынешь.
– Этого больше никогда не повториться. Правда.
– Надеюсь. Отвернись, я лягу.
Наверху десантники пели «Группа крови на рукаве, мой порядковый номер на рукаве. Пожелай мне удачи в бою, пожелай мне не остаться в этой траве, не остаться в этой траве. Пожелай мне удачи, пожелай мне удачи». Должно быть, они очень сильно шумели.
– А хорошая песня, да? – Спросил Алик неожиданно.
Я прислушалась к с трудом различимым словам.
– Пожалуй. Вот уж не думала, что в десанте встречаются талантливые люди. Но песня, по-моему старая, лет двадцать или даже больше.
– По-моему, больше, – отозвался невидимый за моей спиной программист.
Я проснулась оттого, что в дверь сначала долго и громко стучали, очевидно забыв про возможность сигнального оповещения, а потом совсем близко, в прихожей забубнили голоса. За окном было совсем темно, следовательно я спала не больше двух-трех часов. Программиста рядом не было, но простыня остыть еще не успела. Толком еще не проснувшись и не начав думать, первым делом крикнула:
– Алик, кто там?
И только потом осеклась. Хорошо, если это спустились десантники или кто-то из журналистов. А если это противоположная сторона?
Рука молниеносно втащила под одеяло полупрозрачный полиэритиновый комбинезон. Пальцы на ощупь нашли щиток, я мысленно скомандовала: «халат, зеленый, шелковый». Материал как будто бы потек под рукой, но точно утверждать было невозможно. Комбинезон просто лежал рядом, надеть же его я бы не успела.
Двери спальни распахнулись, и на пороге появились сразу трое здоровых парней в полиэритиновых комбинезонах, раскрашенных под камуфляж. Я инстинктивно натянула одеяло до самого подбородка.
– Алик, кто это?! – Я практически не играла.
Программист топтался позади солдат, причем единственным предметом одежды на нем были трусы.
– Зачистка, – пояснил один из вошедших полнее человеческим голосом. – Пожалуйста, предъявите документы.
Косился он на меня под одеялом недвусмысленно. Пришлось нырнуть туда с головой и на ощупь одеть предполагаемый халат. Вопреки ожиданиям из большого комбинезона тот получился совершенно невесомый и совершенно крошечный. Ежась под взглядами, скользнула в соседнюю комнату, где был кинут рюкзак с вещами.
Не знаю, были ли документы у Алика, а достала из рюкзака паспорт с нескрываемым наслаждением. Хотелось бы знать, как они собрались проверять удостоверение личности гражданина Земли в полевых условиях: без специального считывающего прибора из маленькой пластиковой карточки ничего не вытянешь. Есть еще, конечно, загранпаспорт, который оформляется отдельно для каждой отдельной планеты. У меня, например, есть нарнийский, который можно читать невооруженным глазом, зная общий космический. Но поскольку в земных паспортах прописывается и род занятий, никто его не увидит.
– Если есть, то загранпаспорт, – вдогонку мне крикнул старший из солдат.
– Нету, – почти мстительно отозвалась я. – Никуда еще не ездила.
На мой паспорт старший посмотрел с брезгливой обреченностью, как старушка на дохлую мышь. Судя по всему, именно такие предъявили ему все оставшиеся в Алексии жители.
– Тогда рассказываем: как зовут, сколько лет, место работы…
Тон его был скучающим: разбуженная посреди ночи испуганная парочка меньше всего походила на агрессивных повстанцев.
– Штерн Александр Иоганнович, – начал Алик первым. – 2130 года рождения. Здесь на отдыхе, живу на Земле Изначальной в информационном центре Нью-Йорк, работаю там же. Женат.
Я поперхнулась, а проклятый программист неумолимо продолжил:
- В Алексии отдыхаю с женой.
- Ирина Алексеевна, – представилась я. – Штерн. Земля Изначальная, Новосибирск. Студентка истфака НГПУ.
Воцарилось молчание. Я понимала, что сказала что-то не то, но не понимала, что именно.
- Где вы живете? – Переспросил один из вошедших солдат. От остальных я отличала его по отсутствию шапки на очень светлых, почти белых волосах.
Повторила свой ответ.
- Вы живете не с мужем?
Теперь, по крайней мере, стало понятно то, почему Алик назвал меня своей женой. Если молодых людей так шокировало, что муж и жена живут раздельно, как бы они отреагировали на живущих под одной крышей парня и девушку?..
- Мы не можем жить вместе, – отозвалась я ядовито. – Мой университет примерно на противоположной стороне планеты относительно информационного центра, где работает Алик.
- Бред сумасшедшего, – как бы про себя, но достаточно громко, чтобы все услышали, произнес беловолосый. – Какие же это муж и жена?
- Паспорт проверьте, – ничем не рискуя, отозвалась я.
В следующий же момент поняла, что рискую и еще как и, более того, зарываюсь. Эти люди имели над нами полную власть: оружие надежно спрятано за пределами дома на случай обыска, а ничего не сделать с ними голыми руками ни Алик, ни, тем более, я бы не смогли.
- Научи свою склочную бабу держать язык за зубами, – бросил в пустоту старший, и солдаты вышли.
- ЧТО ОН СКАЗАЛ?!
Алик удержал меня за рукав:
- Лучше бы ты учила свою историю! Они из бронзового века попали в космический, а нравы у них остались прежние. А ты, эмансипированная, полезла выступать.
- Моя специализация – двадцатый век. – Гордо ответствовала я.
Спать мы не ложились до рассвета. _________________ Я не злопамятный, я юрист(с)
Вы не можете начинать темы Вы не можете отвечать на сообщения Вы не можете редактировать свои сообщения Вы не можете удалять свои сообщения Вы не можете голосовать в опросах
