У Нейлы руки, унизанные перстнями. Если бы она была убийцей и орудовала в перчатках, перстни пришлось бы снять. Лори пыталась ее подставить и подбросила перчатку. _________________ Если в жизни идти осторожно и считать каждый шаг на пути, ошибиться почти невозможно, но и счастья тогда не найти
— Лори? Почему вы так уверены в ее виновности? — удивился Глум.
— Но ведь это же очевидно. На револьвере не осталось отпечатков пальцев, значит, это не самоубийство, а убийство. У Бэнга алиби, поэтому совершить преступление могли лишь сестры Кискас. Предположим, что это сделала Нейла. Тогда она либо стерла отпечатки пальцев на револьвере, но в этом случае непонятно, зачем ей перчатка, либо была в перчатках, что также исключается, поскольку ее пальцы унизаны перстнями. Следовательно, стреляла Лори, а затем подбросила перчатку сестры.
— Кстати! — еще шире улыбнулся Борг. — Вот вам свежий анекдот про психов. Из кабинета психиатра выходит пациент. Тут же туда вбегает взволнованная жена больного.
— Инспектор, ну что с моим мужем? — спрашивает она.
— Не волнуйтесь, он абсолютно здоров!
— Да, но вчера он пришел домой и сообщил мне, что все собаки идут по улице под раскрытыми зонтиками.
— Ну и что? — удивился врач. — Разве вы не помните, какой тогда был ливень?
Глум очень внимательно выслушал анекдот, но даже не улыбнулся. Казалось, он пытался отыскать в этой бородатой шутке решение какой-то трудной и серьезной задачи.
— Вам легко смеяться, — проскрипел он, с завистью глядя на лучезарно улыбающегося Борга, — а на меня тут одно глупое дело повесили.
— О-о! — обрадовался Борг. — Обожаю глупые дела! Это последнее прибежище профессионалов. Ну-ка, рассказывайте!
— Да все очень просто, — вздохнул Глум, — и в то же время загадочно. Недалеко отсюда, на улице Опавших листьев, живет один полубезумный поэт Мандель Штамп. Как нам удалось выяснить, три дня назад он отнес свою новую «гениальную» поэму «Настоящер» в редакцию солидного литературного журнала. Какой-то сотрудник редакции бегло просмотрел «шедевр» и сказал, что журналу «это» не подходит. Разъяренный поэт удалился, держа под мышкой рукопись. После этого он засел в своей «мастерской» — этакой маленькой квартирке, в которой он творит или приходит в себя после отказа в очередной редакции. И надо же было так случиться, что вчера тот самый литературный консультант, который отверг «Настоящера», проходил под окнами Штампа. Обрадованный «гений» высунулся из окна второго этажа и плеснул на лысину обидчика кипятком, который у него случайно в этот момент оказался под рукой.
— И попал? — нахмурился Борг.
— Нет, промахнулся, но немного обжег руку критика. Взглянув вверх, бедняга увидел злорадную физиономию поэта, который уже закрывал окно. Мгновенно все поняв, он ринулся наверх и через две секунды ломился в дверь безумца. Тот, конечно, не открывал, но, к счастью, по улице как раз проходил сержант Гризли из нашего участка. Услышав шум, он поднялся по лестнице и заставил-таки Манделя открыть дверь. Как ни странно, тот был спокоен и на все обвинения только загадочно улыбался, а затем и вовсе сказал, что он тут ни при чем и что у него, дескать, есть алиби.
— То есть, — не понял Борг, — какое еще алиби в такой ситуации?
— Этот самый Штамп заявил, что его каморка абсолютно пуста и воду он никак не мог вскипятить. И действительно, вся его квартирка — это одна комната, в которой есть только стол с огарком свечи, стопкой листов с текстом злополучной поэмы да шариковой ручкой, стул и умывальник. Больше никакой мебели и посуды, лишь на полу циновка. Так что ему не только не в чем вскипятить воду, но даже некуда ее налить. Пришлось отпустить поэта, хотя ошпаренный критик в ярости рвал и метал. И дело, стало быть, не закрыто.
— А мог он выбросить кружку или чайник на улицу? — поинтересовался Борг.
— Исключено! — отрезал Глум. — Мы обшарили тротуар под окном мастерской. Ничего. Он не успел бы ничего выбросить и на лестницу.
— А почему, собственно, этот ваш Штамп не держит в мастерской мебели? И зачем ему свеча? — снова улыбаясь, спросил инспектор.
— Этот псих уверяет, что вещи мешают ему «парить над землей на крыльях поэзии». А трепещущее пламя «порождает в его уме возвышенные образы».
— Мне кажется, он не такой уж и псих. Во всяком случае, его алиби не очень убедительно. Он запросто мог вскипятить воду и без чайника...
Что имел в виду инспектор Борг? _________________ Ходы кривые роет подземный умный крот
Sanni
Ага, за счет действия законов физики о теплопроводности можно вскипятить воду на огне в бумажном кульке. _________________ Ходы кривые роет подземный умный крот
Воскресным вечером инспектор Борг, лежа на диване, по своему обыкновению слушал джаз. Наслаждаясь руладами саксофона, он не изменил позы даже тогда, когда в полуоткрытую дверь террасы протиснулся сержант Глум. Смущенно кашлянув, Глум застыл над бренным телом инспектора.
— Что там у вас на этот раз, сержант? — не открывая глаз, промычал Борг.
— Дело о наследстве, сэр.
— Опять наследство, — поморщился инспектор, но громкость чуть-чуть убавил. — Выкладывайте.
— Вы, конечно, знаете о неожиданной смерти Грэга Чебуракиса, — с готовностью начал Глум.
— Ну да, нефтяные заводы и терминалы, верфи, доки и прочее, — вяло откликнулся инспектор.
— Вот, вот, — заторопился Глум, видя, что собеседник стал терять интерес к разговору. — У Чебуракиса не было законных наследников, и большую часть своего огромного состояния он собирался завещать своей многолетней возлюбленной. Но за день до смерти порвал завещание, узнав о ее измене. В итоге на деньги Чебуракиса претендовал один его дальний родственник. Но неделю назад, — заволновался Глум, — заявился некто Нехороски, бывший инструктор по альпинизму, и предъявил рукописную записку Чебуракиса, в которой Грэг обещал ему половину состояния за спасение своей бесценной жизни.
— Это действительно имело место?
— Трудно сказать, — развел руками сержант. — Во всяком случае, доподлинно известно только, что двадцать лет назад этот самый Нехороски помог Чебуракису совершить восхождение на одну из не самых высоких вершин Гималаев. И вот там, на высоте шести тысяч метров, Чебуракис якобы сорвался в пропасть, а Нехороски, рискуя жизнью, вытащил его. Тогда растроганный Чебуракис окоченевшими от сильного мороза пальцами нацарапал на клочке бумаги обещание оставить Нехороски половину своего состояния.
— И в чем же проблема? — неожиданно очнулся Борг, с трудом разлепив глаза.
— Дело в том, что сам Чебуракис никогда не вспоминал об этом трагическом случае. К тому же эксперт-графолог, изучивший текст записки, высказывает сомнение в ее подлинности, но все-таки не исключает, что ее мог написать Чебуракис, учитывая экстремальные условия, в которых тот находился. Но мне хотелось, чтобы вы сами взглянули на копию этой записки. — Глум стал суетливо рыться в портфеле. — Хотя чернила расплылись и выцвели от времени, — добавил он, доставая листок бумаги, — наши фотографы хорошо поработали с ней, и текст легко разобрать...
— Уберите ее обратно. — Борг снова прикрыл глаза. — Записка наверняка поддельная...
Почему инспектор Борг сделал такой вывод? _________________ Ходы кривые роет подземный умный крот
(А еще по законам РФ, завещание, написанное в чрезвычайных обстоятельствах
Цитата:
утрачивает силу, если завещатель в течение месяца после прекращения этих обстоятельств не воспользуется возможностью совершить завещание в какой-либо иной форме
А еще по законам РФ, завещание, написанное в чрезвычайных обстоятельствах
Верно, но в большинстве "цивилизованных" стран не так, хотя любое завещание написанное после отменяет распоряжения данные в предыдущем. В принципе там вообще было не завещание, а как-бы распоряжение, аналог дарственной. Но Вы все сказали правильно, чернила бы замерзли (если только ручку сей кадр не держал под мышкой)
Суперсовременная тюрьма Святого Пантелеймона, прозванная в народе «сундуком», считалась образцовой и полицейскими и уголовниками. При этом руководство тюрьмы особенно гордилось тем, что за десять лет ее существования не было сделано ни одной попытки побега оттуда. «Нашим клиентам так нравится здесь, — любил повторять начальник «сундука», — что они не побегут отсюда и при открытых запорах».
Поэтому известие о побеге заключенного № 314, известного афериста по кличке Угорь, прозвучал о как гром среди ясного неба. Поднятые по тревоге спецподразделения два дня прочесывали все окрестности, но безрезультатно. Были проверены адреса знакомых и родственников Угря, но с тем же результатом. В конце концов сержант Глум и инспектор Борг, расследующие дело о побеге, решили навестить расположенный в жуткой глуши охотничий домик беглеца.
Трясясь в полицейском джипе, Глум рассказал Боргу, что в радиусе десяти километров от берлоги Угря никто не живет и уже несколько месяцев, с момента поимки ее владельца, здесь не ступала нога человека. Приехав на место, сыщики увидели приземистый кирпичный домик с наглухо закрытыми ставнями.
Оставив сержанта Гризли с двумя полицейскими снаружи, Глум вместе с Боргом осторожно поднялись по скрипучим ступенькам крыльца. Немного повозившись отмычкой в замке, Глум распахнул тяжелую входную дверь.
— Прошу вас, — он сделал приглашающий жест, предусмотрительно пропуская коллегу вперед.
Усмехнувшись, инспектор Борг решительно зашел внутрь, зажег фонарик и пошарил лучом по стенам и мебели.
Помимо маленькой кухни в домике еще была одна комната, скромно, но со вкусом обставленная. Удобный стол ручной работы, старинный венский стул с гнутыми ножками, пышная кровать, покрытая белоснежным покрывалом, тяжелые шторы на единственном окне, книжная полка, украшенная Уголовным кодексом, и часы на стенке. Давно застывшие стрелки показывали три часа.
— Интуиция подсказывает мне, что здесь кто-то есть, — пробормотал Борг, беспокойно оглядываясь по сторонам.
— Вы, как всегда, правы, инспектор, — тоненько засмеялся Глум, ткнув пальцем в сторону комара, беспечно отдыхающего на изящных обоях прямо перед ними. — Но сейчас мы снова будем одни.
Резко взмахнув свернутой в трубку газетой, сержант прихлопнул задумавшегося пискуна, после чего брезгливо стряхнул на пол его окровавленные останки.
— Если бы мы ловили сбежавших насекомых, — еще больше нахмурился Борг, — вам бы, Глум, цены не было. Но я уверен, что Угорь здесь.
Внимательно оглядев пустую комнату, инспектор одним движением отдернул малиновую штору.
На подоконнике, скрючившись, сидел тщедушный человечек с быстро бегающими испуганными глазками.
— Маэстро Угорь собственной персоной! — торжественно объявил Борг и, как заправский фокусник, поклонился.
— Браво! — захлопал в ладоши пораженный Глум. — Но как вы догадались, что этот проходимец все-таки здесь?
— По двум причинам, — охотно начал объяснять Борг. — Во-первых...
Что хотел сказать инспектор Борг? _________________ Ходы кривые роет подземный умный крот
А вторая причина - за несколько месяцев покрывало на кровати должно было покрыться толстым слоем пыли, а оно белоснежное, значит недавно поменяли. _________________ Если в жизни идти осторожно и считать каждый шаг на пути, ошибиться почти невозможно, но и счастья тогда не найти
На двадцатилетие своей свадьбы сержант Глум пригласил коллег-полицейских и, конечно, инспектора Борга. Однако знаменитый сыщик всегда избегал шумных застолий и поэтому решил придти пораньше, поздравить «молодых», после чего удалиться под благовидным предлогом.
Явившись за час до назначенного времени, инспектор вручил чете Глумов шикарный подарок, произнес все необходимые поздравления и, извинившись, стал раскланиваться. Прощаясь с хозяевами, Борг умело закруглил утомительные церемонии цветистыми комплиментами и, лучезарно улыбаясь Матильде, жене Глума, начал постепенно отступать в сторону прихожей.
— Представляю, — не удержался он напоследок, вспомнив занудный характер педантичного Глума, — насколько романтичным было ваше знакомство.
Хозяйка почему-то покраснела, а инспектор уже жал руку сержанту:
— Не сомневаюсь, что вам пришлось в свое время отбить прекрасную Матильду у множества конкурентов.
— Не скажу, что их были толпы, — скромно потупился честный Глум, — но по крайней мере один очень настойчивый жених имелся. Матильда даже собиралась за него замуж. Однако он оказался ненормальным, и тут появился я. — Сержант гордо выпятил хилую грудь.
— Признайтесь, — весело подмигнул ему инспектор, устремляясь к вешалке, — это именно вы внушили невесте, что ее жених не вполне... здоров.
Самолюбие Глума было уязвлено.
— Вы что, мне не верите? — Он уцепился за рукав Борга, мысленно уже сидевшего в любимом баре. — Матильда, покажи-ка инспектору то последнее письмо Солитерция, которое он прислал тебе незадолго до вашей так и не состоявшейся свадьбы.
Матильда опять покраснела, но послушно принесла листок бумаги, разукрашенный с одной стороны сердечками.
— Нет, нет, — упорствовал Глум, — вы все-таки прочтите. Это дело прошлое, и мы с женой не делаем из этого тайны.
— Ну ладно. — Борг обреченно взял письмо. Крупным почерком там было написано:
Моя милая Матильда!
Очень тоскую без тебя. С нетерпением жду твоего приезда. Без устали целую твои нежные пальчики, все двадцать пять на одной ручке и столько же на другой, да десять на изящных ножках.
Твой Солитерчик
— Ну что? — Глум заранее улыбался. — Этот псих явно принимал мою Матильду за сороконожку. Видите теперь, от кого я спас свою жену?
— Ваш подвиг наверняка оценен по заслугам, — двусмысленно поддакнул Борг, снова пробираясь к выходу. — Но насчет психа я все-таки не уверен. Боюсь, что проблема несчастного Солитерция в другом.
Что имел в виду инспектор? _________________ Ходы кривые роет подземный умный крот
Несчастный Солитерчик просто пишет "с ашипками", а считает нормально.
все двадцать: пять на одной ручке и столько же на другой, да десять на изящных ножках. _________________ Если в жизни идти осторожно и считать каждый шаг на пути, ошибиться почти невозможно, но и счастья тогда не найти
— Ваш подвиг наверняка оценен по заслугам, — двусмысленно поддакнул Борг, снова пробираясь к выходу. — Но насчет психа я все-таки не уверен. Боюсь, что проблема несчастного Солитерция в другом. Бедняга, по-видимому, просто не шибко грамотен. Если бы он поставил двоеточие после слова «двадцать», фраза была бы вполне нормальной.
Вы не можете начинать темы Вы не можете отвечать на сообщения Вы не можете редактировать свои сообщения Вы не можете удалять свои сообщения Вы не можете голосовать в опросах
