Последний корабль.

[владимир]

Название: - Последний корабль.
Автор: - Владимир.
Корректура: - Александра Огеньская.
Рейтинг: - Всем.
Статус: - Закончен.
Герои: - оригинальные.
Жанр: - Фантастика.
Смерть персонажей: - нет.
Аннотация: Отгремели бои, оставив после себя только памятники и память. Проигравшие навещают места где прошла их мирная юность и откуда их изгнали победители. Последние же, не веря ни в какие пояснения и мучась подозрениями, старались выведать тайну возвращения старых врагов, не догадываясь, что ответ будет полностью неожиданным...

Горело небо. Его сверкающий купол заполнил собой небосвод от зенита до самого горизонта, ставшего непривычно близким. Последний клочок родной земли и просто Земли, который продолжали контролировать её сыны и дочери, находился прямо в середине огненного шатра.
Там, за некогда голубой высью, схватились флоты. Альтеры так торопились утвердить своё господство над колыбелью человечества, что их флот наполовину состоял из трофеев. Альянс же, в свою очередь, тоже собрал всё, до чего смог дотянуться. Периметр обезлюдел, а внешние базы оказались пустыми оболочками, выжатыми до конца. Последний бой. Не отдадим врагу самое дорогое, так сказать. Вот уже неделю не отдаем.
Капитан на мгновение поднял голову. М-да, генеральное сражение, вид снизу. Так стоит назвать мемуары, если их будет, кому читать. Хлестнувшая совсем рядом очередь вжала его в землю и выбросила из его головы всякие мысли о будущем.
Когда их высаживали, то называли операцию захватом плацдарма. Теперь они охраняют последний клочок родины человечества. Альтеры выбьют их, сомнений нет. А дальше… отступление на Периметр. Возможно, будет долгое вялое сопротивление без надежд. Или же будет принято решение направить последние корабли в Долгий Путь… Что бы не случилось, это будет потом.
Рядом легла ещё одна очередь. Хорошо, что тяжёлую артиллерию выбили, а то бы всё было совсем иначе. Впрочем, и так скверно. Крупнокалиберные очереди ложились в сухую и слежавшуюся до каменной твердости землю, словно в воду, расплёскивая её. Там, далеко и высоко, корабли Альянса теснили вражеский флот. Час назад завалили «Прорыв», бывший «Танцор в темноте», захваченный альтерами в самом начале войны, прямо у причальной стенки. Сейчас проскочило что-то насчёт бывшего «Света разума». Последний наступательный порыв флота был обусловлен попыткой эвакуации высаженных частей. Точнее, речь шла о спасении только одной персоны, которая сейчас стояла на площадке маяка «Земля» и пыталась защитить подчиненные ей части от пси-атаки. С каждой минутой получалось всё хуже и хуже. Здесь, на Земле, альтеры наступали.
Нарастал звон в ушах, за которым следовало двоение в глазах и желание оставить оружие и просто ткнуться лбом в землю, предварительно сняв шлем. С предсмертной мукой обречённого капитан всмотрелся в появившиеся из-за дальнего пригорка пять «черепах». И тут трофеи. Эх, дорого бы дал, чтобы все эти политики, мастера компромиссов и взаимно неприемлемых решений, оказались здесь. Посмотрели бы они на все плоды своих усилий, вроде этих, неторопливо выходящих на дистанцию атаки. Нужно было начинать войну первыми, а не ждать, пока альтеры проникнут в организационные структуры и смогут захватить такую прорву нашей техники, присоединив к ней свою. Перед войной о существовании последней говорить было неприлично.
Еще одна очередь прошла через позиции. На командирском дисплее мигнули и погасли новые зеленые точки. Опять потери. Если б не Госпожа, то потерь было бы больше, и не одна очередь из семи-восьми ложилась бы точно также, а все. Капитан перевел взгляд на площадку, которая возвышалась над головами защитников. Маяк невозмутимо разрезал своими кривыми обводами угрюмый пурпур неба. А там, на верху…
Капитан не поверил первому впечатлению и командирский визор услужливо приблизил фигуру Госпожи. Отчётливо проступили её глаза, не умещающиеся в орбитах и красно – коричневые от разрывов сосудов, не выдерживающих бешеного напряжения. Зрачки на этом фоне терялись. По лицу катились редкие и такие же красные слезы. Во взгляде непреклонность. Хотя, надолго ли её хватит? Капитан четко разглядел то, что ужаснуло его в первую секунду. Госпожа стояла, широко разведя прямые руки, увенчанные крупно дрожащими пальцами. Только стояла на коленях. Она уже не держалась на ногах, и участь защитников была ясна – не дождаться эвакуации.
«Черепахи» были далеко, но можно попытаться снять с Госпожи хоть крошечную толику её груза, хоть песчинку. Капитан повернулся к своим людям, чтобы отдать приказ. В небе в этот момент опять полыхнуло. Чётко представлялись угольно-черные обводы кораблей, на которых играют отблески близких разрывов. Трассы систем заградогня. Прямые, как царапины на стекле, следы гиперсветовых ракет, которые выныривали с «изнанки» пространства непосредственно перед столкновением с вражеским бортом. Только ничтожная толика бушующих наверху энергий касалась атмосферы и очерчивала этот огненный купол, за которым почти потерялось солнце.
Впрочем, «черепахи» - это главное. Их защита хороша, но если к делу подойти с умом…

Она не помнила, сколько длился её бой, который должен был стать последним. Все те мгновения или же часы, которая она провела на Маяке, не поддавались учёту, сливаясь и путаясь. Иногда казалось, что это бой любителя с профессионалом, который длился секунды. Иногда – что проходила полновесная человеческая жизнь. Она ловила своими мысленными руками ускользающую защитную сферу. Сильны, альтеры, очень сильны. Защитная сфера порой казалось тяжелым шаром, сделанным из стекла и облитым мыльной пеной. Порой, представлялась туманом, который так и норовит протечь сквозь пальцы. Держаться.
Снаружи бьёт таран, стремящийся добраться до её мозга. Нет, удары не сильны и не оглушающи. Просто на расползающийся туман налетает ласковый ветерок, под ноги, когда ловишь выскальзывающий намыленный шар, попадает камешек. И очень хочется плюнуть на все и покорится неизбежному будущему. Держаться.
Удар по коленям. Это реальность телесная и приходится отвлекать толику внимания, чтобы понять, что именно случилось. Она на коленях. Ноги уже не слушаются. Она почти ничего не видит теми глазами, что были ей даны при рождении. Пальцы вытянутых в жесте защиты рук, дрожат. Там, на верху, братья рвутся к ней на помощь. Здесь, на Земле, запылала первая «черепаха», поджарив находящегося внутри псионика. Стало чуть легче, но совсем не намного. Братья могут и опоздать, хотя транспорт близок. Это её корабль, он уже вонзился в закричавшую от такого обращения атмосферу. Надо держаться…


- Мы прибываем, покровительница.
Она открыла глаза. Нежные объятия контакт-геля разошлись и выпустили её на волю. Давно не приходили видения Исхода. Теперь же, когда она возвращается в места, наполненные мучительной памятью, в места, откуда её народ поспешно бежал, видения вернулись.
- Вы были там и тогда, покровительница, – корабль не спрашивал, а утверждал. Он - тысячу лет назад - успел вовремя. Он знал чувства своей госпожи и разделял их.
- Наше положение?
- Изнанка покинута в штатном режиме. Нас ведут уже восемь секунд. Дистанция атаки достигнута. Открыть огонь?
- Ты прекрасно знаешь ответ, старый друг. Нет, конечно. Я пришла не за этим.
- Знаю. Запрос на посадку передан.
Покровительница вызвала внешний экран и смотрела на бело – голубую полусферу, занимающую весь обзор. Земля приближалась быстро, но перегрузка торможения не ощущалась. Никаких следов давнего сражения на орбите не было. Альтеры приняли и воплотили в жизнь программу избавления от следов предшественников. Включая обломки на местах боёв. Впрочем, это тоже не важно. Она всё равно возвращается в свой старый дом, пусть и ненадолго.
- Скажи, было страшно стрелять в собратьев, пусть и подчиненных чужой воле?
- Да, но это было необходимо. Если бы была возможность добраться до укрывшихся за их кожей врагов, не разрушая моих братьев, то это бы сделали. А так - удар милосердия, иначе не назовешь. Им ведь было тоже страшно подчиняться приказам и стрелять по своим…
- Я так и думала. Садимся.
- Разрешение на посадку получено. Контакт с поверхностью через минуту.
Госпожа и покровительница корабля неторопливо пошла к шлюзу.

Тихое треньканье сигнала пробудило дежурного от дремы. Откуда-то с внешних станций долетел сигнал о контакте. Нарастающее птичье щебетание вкрадчиво и задорно вворачивалось в разум и требовало действий. Проснись и пой, когда пою я. Работать, а не спать, одним словом. Дежурный очнулся и принялся совершать предписанные уставом движения и усилия. В голове потекли предписанные уставом мысли. Запросы дополнительных сведений и осмотр ближайших пространств на предмет других кораблей. Оповещение дипломатической службы и сил обороны. Расчеты параметров летели туда же, хотя наверняка их дублировали. У оборонщиков есть и свои наблюдатели.
Данные поступают на экран внутреннего взора. Системы работают безукоризненно. Дежурному было приятно ощущать себя на вершине планетарной мощи. Хотя, на самом деле, не на вершине. Глаза и уши, так правильней. Но, с другой стороны, если гость мирный, то полномочия Дежурного перебить смогут немногие. Оборона будет следить, а распоряжаться посадочными процедурами будет именно он. Не отрываясь от наблюдения, Дежурный потер лицо, стряхивая остатки легкой дремы.
Нет, Дежурный не спал на посту. Так, прикорнул, и в этой дреме он продолжал неотступно бдеть. Ему предписывалось следить за сигналами внешних станций. Он следил, пусть и не открывая глаз. На то требовались большая сноровка и долгий опыт. Он этот опыт давно приобрел и мог дежурить без опаски. Пропустить нечто важное ему просто не позволит чуткая автоматика, денно и нощно смотрящая в Черное небо.
Это важное событие уже было нарисовано на экране - дублере. Строчки телеметрии выдавали параметры быстрого приближения. Сработала идентификация. Корабль Ночного Альянса приближался к планете и быстро гасил скорость. Он зайдет на посадку менее чем через десять минут. Всем постам объявлена тревога.
Нет, даже мысли не возникло, что корабль может нести в своем темном чреве угрозу. Будь это так, сейчас бы раздавались иные сигналы. В случае атаки пришелец из бездн Черного Неба не сбавлял бы скорость. События Последней войны с готовностью предстали перед глазами, взятые из памяти предков. Тактика нападения таких же угольно-черных кораблей была классической и, несмотря на многие поколения изобретателей и тактиков, искавших способы уйти от неотвратимого, оставалась неизменной. Классический заход звена бомберов не оставлял никому внизу шансов. Точёные силуэты трехгранных игл, легко пронзающих расстояние, был навсегда отпечатан в родовой памяти и Дежурного, смотревшего на давнего приближающегося врага, и всего его рода. О них никогда не забывали. Альянс всегда был силен в атаке. Но не в этот раз. Будь корабль на боевом курсе, то уже полсотни гиперсветовых ракет преодолели бы большую часть своего огненного пути. Мгновенного для наблюдателя и занявшего годы для самих ракет, вязнущих в изнанке мира. Впрочем, давняя война могла закончиться совсем иначе, если б не нашлась иная сила, которую Дежурный представляет. Сила обороны. Когда-то практически все ракеты выпущенные судами похожих очертаний, бессильно расплескивались о непробиваемую оборонительную стену, воздвигаемую объединенной волей. Одной прорвавшейся остроносой смерти хватило бы на многих… Сейчас не тот случай и корабль не того класса. Бомбить не будет.
Проверять, как обстоят дела с обороной на самом деле, никто не хотел. С момента пробуждения Дежурного сигналы тревоги раздавались в головах всех, кто мог принимать решения и говорить от лица многих. Орудийные порты чужака оставались закрытыми, но опасения не уменьшались. Единая Воля заканчивала сплетаться из мириадов крошечных составляющих. Скорость гостя продолжала снижаться, а оружие не показывалось. Это хорошо. Если так и продолжится, то тревога так и останется не боевой, а «дипломатической», хотя и с опорой на готовность встретить старого врага как надо.
Живая история запрашивала разрешение на посадку, отдавая дань традиции. Живая история рисовала силуэты узнаваемых маневров. Корабль Альянса ничем не отличался от тех, что горели среди звезд и падали с небес искристыми огненными дождями, предваряя Великую Победу. Далеко не бесспорную, это знали все, но Победу. Ради таких встреч, как сейчас, и было занято столько ценного места в памяти многих поколений. Давно пророс травой прах победителей, но их память жила. Жила, глядя на небеса глазами благодарных потомков. Ждала момента, когда среди звезд проступят знакомые силуэты, и придется подсказывать и направлять. Все знали, что для противников, которых нельзя даже назвать полностью живыми, век является сугубо тактической единицей. Тысяча лет, прошедшая со времен подписания договора – вполне приемлемый срок. Крупная разменная монета, не более того.
Живущие под солнцем рождались, взрослели и умирали. У них появлялись новые интересы и цели, до которых не было никакого дела тем, кто жил в холодной пустоте вдалеке от животворящих звезд. Первые стали бы беззащитными перед вторыми, задумай те напомнить горькие уроки. Для этого не потребовалось бы ничего кроме времени, которого во вселенной предостаточно. Перед глазами Дежурного разворачивались картины далекого прошлого, запечатленные в его родовой памяти гениальными провидцами. Те понимали, что время является самым страшным врагом победителей. Предвидели и множество связанных с этим врагом проблем. Нашли способ устранить его. Как только речь заходила о событиях тысячелетней давности, все дружно вспоминали, что такое Альянс и как с ним надо бороться. Это тормозило прогресс, поскольку отнимало немало сил, но было необходимо.
Во все времена находилось множество противников коллективной памяти. Они повторяли раз за разом всем известные истины, что возможности развиваться сильно ограничены, ведь на закорках цивилизации висит неподъемный груз прошлого. Страшно подумать, до чего бы дошли свободные от этой памяти мыслители, последуй их советам многие. Великая война отошла бы в область легенд и сказаний. Предостережения и прогнозы превратились бы в пророчества, которые все знают, но никто на них не обращает внимания. Какое счастье, что последовательным и логичным противникам не удалось найти нужной поддержки. В противном случае, Дежурный бы наверняка ломал голову, пытаясь сообразить, а кто это пожаловал к нам, из глубины пустоты. Если бы кто-нибудь вообще оставил дежурного следить за автоматическими регистраторами.
Гость коснулся атмосферы. Теперь была ясно различима его классическая форма, которую видели многие предки и никто из ныне живущих. Два эллипсоида в пропорции «золотого сечения»: 13:8:5, утопленные друг в друге. Знакомая по воспоминаниям точность, до десятого знака после запятой. Один из эллипсоидов повернут на девяносто градусов относительно второго и сдвинут на треть длины вперед.
Черная симметричная клякса завершала свой долгий полёт. Дежурный не спускал глаз с приборов наведения. Чужому кораблю не место в нашем небе, думал он. И был не одинок. Давным-давно была высказана поэтическая формула, объясняющая все странности конструкции таких кораблей и особенности борьбы с ними. В ней говорилось, что корабли, приходящие из пустоты, являются чужими всему, что нам дорого. Ветру и дождю. Восходу и закату. Зелени листвы, под которой смеются дети. Мы являемся частью наших миров. Они отторгают вестников вечного Ничто и от того нам приходится воевать. Никто не знал теперь, насколько все сказанное - правда. Верно было только то, что за гостем, чей курс на старый космодром стал определенным, не тянулся инверсионный след. Так было всегда. За малыми кораблями – пожалуйста. За снарядами и ракетами, выпущенными с такого же корабля – следовал как привязанный. За самим же сгустком темноты – нет. Словно прав был древний поэт. Казалось, что само небо отторгало чужеродную материю и содрогалось от омерзения. Старалось сделать вид, что тут никто не пролетал.
Телеметрия передана. Курс ведет на старый космодром в Забытой Гавани. Пустотники не сочли нужным сообщить о месте своего приземления. Это было понятно: они продолжали считать свой Альянс существующим, а все старые космодромы и порты по-прежнему действующими и открытыми. Запрос разрешения на посадку был своего рода ритуалом, не включающим в себя определение точного места приземления. Вычислить, куда мог направляться корабль, было несложно. Странная политика, не препятствующая вольному обращению с нашей территорией, порой вызывала вопросы. Но её осуществлению никто не препятствовал. Это был один из пунктов договора соблюдаемый, как и прочие, неукоснительно. Память предков была обширна, но полный текст давнего соглашения знали лишь единицы. Впрочем, протестов не было, и никто не требовал больших знаний. Благо, с момента заключения мира корабли возвращались на свои старые базы меньше раз, чем было пальцев на руках у встречающих их.
В голове Дежурного вкрадчиво заскреблись. Невидимые коготки оставляли сообщение и требовали его немедленного исполнения. Дежурный перестал беспокоиться о пришельце из давних времён. Ему предписывалось передать все данные в дипломатический отдел и продолжать несение службы в прежнем режиме. Легко сказать: «В прежнем режиме»! Это после столкновения с живой историей? Но делать больше нечего. Все, что можно было выкачать из памяти предков, уже просмотрено и проанализировано. Дежурный выполнил свою работу, ведя корабль от момента появления до посадочной траектории. Встречающие уже отправились узнавать, зачем гости пожаловали.
Дежурный отключился от приборов и пошел через проём, условно именуемый дверным ввиду отсутствия самой двери, в маленький сад. Рудименты сознания не признавали иной архитектуры, кроме этой, условно называемой домашней. Проход был очерчен по фигуре, только чуть шире. Был узким, но комфортным. Несколько деревьев, казавшихся немного больными, едва заметно трепетали листьями. Скоро осень. Вид и запах садика напоминали об огромных городах, на задворках которых появился и возвысился вид нынешних хозяев мира, изгнавший прежних. Тех, кто построил те древние города, давным –давно. Там такие деревца были обычными и их образы сохранились в памяти поколений. Истинной памяти, а не измененной в угоду постоянной готовности к отражению атаки.
Дежурный постоял немного, прислонившись своим низким лбом к гладкой коре. Глубокий вдох принес отголоски запахов пыли и продуктов сгорания ископаемого топлива. Дежурный знал, что это обман органов обоняния призванный придать садику большее правдоподобие. Поверхность ствола производила впечатление неаккуратно исцарапанной какими – то острыми орудиями. Словно дерево росло в окружении не заботливых садовников, а существ, в достатке имевших режущие приспособления. Желающих запечатлеть что-то сиюминутно важное и, на протяжении долгого времени, царапающие на безответной коре свои закорючки. Привет из той же пучины времен.
Надо идти назад. Вряд ли, конечно, сегодня ещё кто-то прилетит, но порядок есть порядок. Дежурный помассировал лицо, перебирая короткими сильными пальцами бороду и усы. Как всегда под конец процедуры, пригладил короткую шерсть специальной нежной щёточкой. Щеки, лоб и шея должны быть гладкими, волосок к волоску. Так красиво. Эти стандарты красоты тоже пошли от бывших врагов, когда они таковыми еще не были. Но Дежурный об этом не знал.

Забытая Гавань носила и иное, официальное название, запечатлённое на всех картах. Но так называли её только самые ответственные лица. Слишком хотелось забыть обо всём, что связывало нынешних и прежних хозяев мира. Неизвестно, получилось бы или нет, не будь памяти предков, но в настоящем времени имело место старательное игнорирование её прежнего названия. Сейчас превалировало нежелание вспоминать о старых временах. Здесь некогда был малый космодром, второй на континенте и один из десятка разбросанных по всему полушарию. Другие места давно застроены, заселены, либо им найдено иное применение. Здесь такого не случилось. Это был последний опорный пункт, который пустотники удерживали дольше всего перед тем, как уйти искать новые пути. Слишком много воспоминаний, как искусственно поддерживаемых в памяти, так и естественных. Скорбь и ужас. Горькая радость победы и повисшая в пустоте неопределённость. Ни мира, ни войны. Даже удобный для стоянки судов залив и хорошая земля, пригодная для посевов, не смогли заставить заселить это место.
Таможенник, присланный встретить гостей, подставил седеющую поросль своей головы налетевшему с моря ветру. Минуту назад корабль опустился на истрескавшиеся плиты, между которых пробивалась сухая трава конца лета. Можно было сколько угодно твердить древние строфы о чуждости сего творения холодного разума. Можно было кричать, что тысячу лет на земле не было ничего отвратительней. Здесь, под клонящимся к западу солнцем позднего лета, овеваемая легким бризом, непроницаемо черная броня казалась более чем уместной и почти уютной. Корабль был дома. Он был таким же элементом пейзажа, как и отблески близкого моря, который он частично загораживал. Ветерок ласкал чёрный борт, привычный к иным ветрам. Золото солнечных лучей лилось на непроницаемую броню. Казалось, что пришелец наслаждается теплом после ледяных пустынь космоса. Казалось, что корабль нежится на солнышке, как кошка.
Вокруг серое золото пожухлой травы и плит искусственного камня, источенного временем, но все еще крепкого. Пойдут многие тысячелетия, прежде чем земля поглотит и переварит все следы разумного труда. Пускай, что слева от встречающего гостей Таможенника виднелись не опознаваемые руины, чуть возвышающиеся над землёй, а справа едва заметно высились обломки точно такого же корабля, чьи фрагменты продолжали чернеть даже после тысячи лет засыпания песком. Все равно пришелец из Пустоты, прибывший сегодня, был дома. Это было видно.
Гид ждал, стоя чуть позади встречающего Таможенника, но не начинал нервничать. Он свое отбеспокоился. Прерванный послеобеденный сон, приказ срочно явиться в расположение сил Обороны, спешный вылет сюда… Тогда он даже боялся, но сейчас нет. Интересно, станет ли сюрпризом для гостей тот факт, что их прилет почувствовали за полдня до того, как корабль зафиксировали внешние станции. Предупрежден, значит, защищен, не так ли?
Только здесь, на древних плитах, Гид понял, почему об этом месте не любят вспоминать. Пустотники славно намекнули всем поколениям своих победителей, что они были сильны. Более того, там, в темноте, наверняка найдутся те, кто помнил предков нынешних хозяев мира безголосыми уродами. Жертвами множества неблагоприятных факторов. Самым дном городской бедноты, забавным источником занятости и заработка разнообразных специалистов, изучающих этот курьез. Гид улыбнулся про себя. У него выпадет возможность спросить обо всем этом у тех, кто сможет ответить. Если захочет, разумеется. Гид сможет заставить их захотеть, кто бы не прилетел. Он лучший. Его память предков была полна воспоминаниями о психологии и самих пустотников, и их предшественников. Он изучал доступные материалы. Теперь, стоя под предзакатными лучами, он предвкушал применение всех своих знаний на практике и проверку ряда теорий, появившихся уже после войны.
Корабль был не велик. За пару минут прогулочным шагом можно было бы обойти по кругу. Поведя взглядом по черному корпусу, на котором глаз не мог остановиться и продолжал скользить, игнорируя команды пытливого мозга, Гид перестал улыбаться. В груди что-то защемило и стало пронзительно грустно. Потрясающе, как, не сделав ни одного движения ни в пространстве, ни в мыслях, корабль дал ему щелчок по носу. Корма соприкасалась с длинной тенью, которая падала из-за спины Гида и перечеркивала, давила и изничтожала всякие попытки посмеяться над побежденными в той давней войне. Кривая Игла безмолвно приветствовала своих создателей и летающего собрата.
Черный, острый и неровный силуэт резал небо за спиной у Гида. Нелепое, странное, но неизменно грозное сооружение. Никто толком не знал не только предназначение Кривой Иглы и ей подобных сооружений, но и когда они были построены. Или же из какого материала. Строения, которым не нашлось адекватного описания и названия, были разбросаны по разным планетам и прочим астрономическим объектам. Всего три десятка. Они были не просто живыми памятниками далекой эпохи и величия своих строителей. Они просто Были.
Смотреть на Кривую Иглу было еще более неприятным занятием, чем стоять на древнем космодроме. От этого встречающие и выбрали позицию, из которой Иглу не было видно, а её длинную тень они просто заставили себя не замечать. И только корабль, принудивший скользить взгляды по своей броне, вернул, буквально силком вдернул в реальность. Какой щелчок по носу! Правду говорят, что корабли Пустотников живые и равноправные члены Альянса.
А ну-ка стой, одернул себя Гид. Ты можешь ошибаться, и взгляд твой упал на неприятную тень случайно. Ты просто утратил концентрацию. Ты просто увлекся воспоминаниями и слишком сильно думаешь о предстоящем деле. Точно, все именно так. Но никакие самоуспокоения не могли заставить не вспоминать долгую историю взаимоотношений со строениями из глубоко-чёрного стекла. Он вспоминал, а Кривая Игла, стоящая на краю заброшенного каменного поля, была надменно-равнодушна к попыткам Гида не смотреть на себя и насмехалась над его ничтожными мыслями.
Стоящая на трехгранном основании, вытянутая и острая, была бы просто иглой, если б не стояла под небольшим углом к земле. Небольшим, но довольно заметным. В двух третях своей длины, изгибалась вновь, втыкаясь острием в небо. Вертикально вверх. Там, где образовывался тупой угол, находилась большая трапеция площадки, по площади равная основанию. Предназначение такого выступа было неизвестным, хотя большинство древних свидетелей предполагали наличие там оранжереи. Возможно, так вполне могло быть, если б не любимое Пустотниками чёрное остекление. Сложно представить растения, которые бы там смоги расти. При первом взгляде казалось, что Кривая Игла прямо сейчас переломится и упадёт по частям. Если уже не разваливается, задержавшись в воздухе на мгновение. Иллюзия. Она возвышалась над гаванью дольше, чем кто-либо помнил.
Материал, из которого было возведено сие рукотворное чудо, оставался загадкой. Походя более всего на горный хрусталь, тем не менее, отличался от любого природного и известного искусственного минерала. Иногда, особенно когда солнце начинало садиться, сквозь чёрную толщу проступали прямые линии. Получался узор, состоящий из множества треугольников, почти как на коже змеи. Эта черная змея каждую ночь куда-то неторопливо ползла сквозь звезды. До заката часа полтора, но нежно-лиловые линии уже проступали. Говорят, что при свете звезд безлунной ночью Игла расчерчена голубым серебром.
Чёрный хрусталь, обладая фантастической прочностью, доставил немало проблем тысячу лет назад. Визуально напоминая обшивку кораблей, он не поддавался разрушению никакими средствами. На нем даже пыль не оседала. Можно было подойти и посмотреться в него, как в зеркало. Немногим смельчакам никогда не нравилось то, что они там видели. Они никогда не рассказывали, в чем причина их угрюмой задумчивости, когда возвращались назад. Следов таких отражений в родовой памяти не сохранялось ни разу.
В конце войны многие вожди, предполагавшие, что не зря же построили такие громадины, пытались их разрушить. Высокий Овал, расположенный на второй луне Блистательной, за три звездные системы отсюда, пытались взорвать трофейными водородными зарядами. Множество умелых мастеров Внутренней Силы чуть не надорвались, пытаясь расплавить, сжечь и рассыпать на молекулы Падающую Пирамиду и Косой Куб.
Впрочем, единственный успешный прецедент всё-таки был. Правитель Далекого мыса, длинного субконтинента на Голубоглазой, сам не из последних Мастеров, которых Пустотники называли психокинетиками, собрал вокруг себя талантливую молодежь и поставил конкретную задачу. На её решение ушло несколько лет, и однажды вождь отправился к своим последователям, горевшим жаждой уничтожать все следы пребывания в этом мире ненавистного врага. Над местом, где собрались молодые таланты, начавшие разваливать Косую Звезду, более суток бешено кружили непроглядные тучи, прошитые многосоткилометровыми молниями. На пляжи и скалы соседних материков рушились никогда не виданные водяные валы. Когда распогодилось, то оказалось, что Далекого Мыса больше нет. Там плескались волны. Последующие исследования установили, что глубина, на которой оказался этот замечательный край, превышала среднюю глубину океанов по планете. Больше никто не захотел платить такую цену и со всеми оставшимися артефактами стали бороться единственным доступным оружием – презрением и забвением.
Гид вздрогнул, выныривая из воспоминаний. Они с Таможенником больше не были одни. К ним неторопливо приближалась фигура. Кто бы еще объяснил, почему столь развитая цивилизация из всех цветов предпочитает все оттенки темноты? Пришлось вздохнуть и неторопливо двинуться на встречу. Таков древний протокол. Когда прилетает корабль, то считается, что само поле является нейтральной зоной. Решение пустить или нет гостей, принимается именно там. Таможенник уже подобрался, хотя его роль тоже вполне церемониальна.
Чёрная фигура неторопливо приближалась. В корабле не было видно никакого люка, словно он материализовал своего хозяина прямо на поле. Гид поймал себя на мысли что, хотя и не заметил как пустотник покинул корабль, может чуть напрячь память и воссоздать появление гостя ретроспективно. Прикрыв глаза, Гид начал вспоминать. Он «вспомнил», как в нижней части первого эллипса возникло нечто подобное водяной линзе. Она мигнула. В одно мгновение сформировались люк и широкий трап, по которому легко спорхнула фигурка в темной одежде, с трудом различимая на фоне такого же чёрного борта.
Человек из пустоты неторопливо приближался. Его походку можно было назвать танцующей с известной натяжкой. Путь гостя был неровный, но человек не шатался. Что подумал Таможенник, осталось не известным, но Гид мысленно искал среди множества своих ощущений и рождающихся в мозгу ассоциаций. Пожалуй, подумал он, это танец возвращения из долгой дороги. Приближающийся к ним гость словно пытался насладиться каждым пройденным шагом. Там взял чуть в сторону, задев ногой пучок травы. Тут аккуратно наступил на выбоину, задержав на мгновение ступню. Словно он, вернее она, старалась обнять каждый камень, каждую травинку, встретившуюся ей на дороге. Она, подобно своему кораблю, тоже была дома, или это корабль выразил её радость. Горькую радость, не оставляющую следов на бесстрастном лице.
Гид без особого любопытства наблюдал за церемонией выяснения цели прибытия и поверхностного досмотра. Всё заняло минут десять. Теперь его очередь работать. Он должен сопровождать пришелицу всё время её пребывания на планете, которую и пустотники, и новая смена называют Землей.
- Приветствую вас на этой прекрасной планете, – произнес Гид такие же ритуальные слова, как и все предыдущие действия. Он избегал слов типа «на нашей планете», или просто на «Земле». Не стоит лишний раз напоминать о том, что древняя колыбель человечества сменила своего хозяина. Гид подошел поближе и слегка поклонился. Не по протоколу, а из старомодной вежливости. Если гостья прожила достаточно лет, то оценит его манеры по достоинству.
Но когда он, разгибаясь, поднял взгляд… Он мигом забыл обо всех хороших манерах и о желании понравиться, с последующим втиранием в доверие. Он вообще временно выпал из мира опалового предзакатного неба, старых камней космопорта и практически затихшего ветерка, дувшего с моря. Лицо овевали ароматы соли и водорослей, обогащаясь по пути теплой землей и сухой травой. Гид же видел только тяжелый фрагмент чёрного ночного неба, застывший на поле и гостью, оказавшуюся прямо перед ним в паре шагов.
В её больших, широко раскрытых глазах покоилась холодная мудрость прожитых тысячелетий. За чёрными зрачками тихо перешептывался в ночи остывающий песок огромной пустыни. Пустыни воспоминаний, где каждая песчинка – свидетельство прошлого. Глядя в глаза гостьи, Гид тихо парил над тяжелыми дюнами слежавшихся событий, кружась под лунным светом на крыльях чистого серебра. Он не пытался даже приблизительно представить и подсчитать, сколько лет его гостье. В глубине черных глаз таилось больше воспоминаний о событиях, чем во всей видовой памяти. Песчинки складывались в дюны, гонимые ветром времени. Изредка по ним проходились шагами неспешных размышлений, во время долгих, очень долгих перелетов между звездами. Правду говорят что те, кто со временем стали называться обитателями пустоты, не ложились в холодный сон во время полетов на кораблях с применением Обратной Относительности. Для стороннего наблюдателя полет такого корабля от одной звезды до другой длился недели, а на борту шли годы. Было предостаточно времени для размышлений под холодные песни далеких звезд. Когда Гида стало отпускать мучительное очарование чужих глаз, он успел заметить скользнувшую по песку поджарую тень. Пустынный волк забрался на вершину самого высокого бархана и задрал ушастую голову к луне. За мгновение до того, как полилась древняя песня, с которой исконные обитатели пустынь изливали наружу накопившуюся боль, Гид понял, что скрывает песок, неслышно попираемый лапами. Он успел заметить знакомые глубоко-черные обломки, выступающие из земли. Догадался, что волк забрался на курган, который внутри сплошь пропитан кровью. Он попытался приблизиться и разглядеть получше тоскливые воспоминания, услышать древнюю звериную песнь…
- Спасибо за учтивые слова и правильное приветствие, Младший.
Голос мягок и беден интонациями. Его обладательница всего-навсего изобразила отстраненно-вежливое приветствие и внимание. Вежливость получилась не очень, а отстраненности в ней хватало с избытком и так. Тяжело будет вытянуть из неё что-то, кроме того, что она изначально собиралась, если собиралась, сообщить. На лице отрешенное спокойствие, с ледяной маской вежливой доброжелательности. На вид от 25-ти до 40-ка лет. Хотя это глупость невыразимая – руководствоваться внешними признаками, когда речь идет о существе, чей возраст измеряется тысячелетиями. Одежда – китель покроя времен Второй Экспансии, с коротким стоячим воротником и чуть заметно приталенный. Простые прямые брюки, чуть покрывающие полусапожки. Полностью черные материя и кожа, в которых иногда проскальзывают голубые и фиолетовые искорки. Точно такой же цвет, как и у корабля. Не стоит удивляться, если вдруг окажется, что и материал один и тот же. Витые шнуры цвета нежного весеннего неба окаймляли и воротник, и обшлага рукавов.
Откуда-то из глубины истинной памяти предков появилась картина: просторный зал со множеством удобных диванов и кресел, широкие окна, за которыми широкое поле уложенное такими же плитами, что и сейчас под ногами. Вокруг наблюдателя низкие столики, за которыми что-то едят и пьют. Сам наблюдатель, передавший фрагмент своей памяти последовавшим поколениям, тоже что-то жует, поднося ко рту чьи-то объедки такими же, как и у далеких потомков, короткими широкими пальцами с густым рыжим волосом. Над головой экран, на котором именно она, сегодняшняя незваная гостья, будучи в точно таком же мундире, только не такого чёрного цвета, что-то говорит толпе встречающих. Она видна не только на экране, поскольку через широкие окна видно летное поле и корабль, с крошечной фигуркой, преисполненной достоинства и докладывающей о благополучном возвращении экспедиции. Впрочем, увидевшего всё это предка куда больше волновала недоеденная кем-то еда, чем покорённые очередной командой парсеки, найденные планеты и прочие чудеса.
- Благодарю за встречу. Как и следует из моего сообщения, завтра я намерена посетить ряд ваших объектов, связанных с Давней Памятью. Теперь прошу меня простить, но мне надо посетить одно место, куда вам нет входа, - гостья продолжает, не меняя тона. Благодарит, словно не знает правил, предписанным тем же соглашением о прекращении огня.
Она кивнула в сторону Кривой Иглы и неторопливо двинулась вперед. Возражения, если у кого и были, то её явно не интересовали. Гид с Таможенником смотрели вслед, не сдвигаясь с места. Подходить к свидетельству мощи своих врагов никому не хотелось. Со своего места Гид видел, как гостья подошла к чёрному зеркалу подножия Иглы и, мимоходом приложив руку к жадно ожидавшей это прикосновение глади, вошла внутрь. Словно нырнула.